Недалеко от дома было еще три строения
разных размеров...
Продолжение рассказа про "Ночной призрак" ...
Дождавшись темноты, рысь спустилась в долину и бесшум-
но, словно привидение, пошла вдоль дворов к намеченной цели.
Ее ход был настолько тих и незаметен, что не залаяла ни одна
собака.
Очутившись за забором, она долго принюхивалась, после чего
тихо двинулась к бревенчатому строению в углу двора. Несколь-
ко раз она оглядывалась на свет в окнах, останавливалась, при-
слушивалась. Наконец, достигнув цели, очутилась возле стены,
из-за которой пахло домашними животными. Рысь уже собира-
лась прыгнуть на плоскую крышу, когда в большом доме откры-
лась дверь, на расчищенный от снега двор упала полоса света, и
следом появилась женщина с ведром в руках. Зверь мгновенно
прижался брюхом к снегу и приготовился к прыжку.
Шаги приближались. Один, второй, третий… седьмой. Семь
шагов Будды символизируют восхождение на семь космических
стадий, что означает выход за пределы пространства и времени,
то есть в вечную жизнь. Может, и седьмой шаг Клавы стал бы
таким же переходом от земной жизни к небесной, но тут дверь
снова открылась, и на улицу выскочил мальчик.
— Ма, я к Сашке, — крикнул он и вдруг замер.
На темном фоне хлева, возле самой земли светились два гла-
за.
— Ты чего? — глядя на сына, спросила женщина.
Мальчик молча поднял руку в сторону горевших в темноте
глаз. Клава повернула голову, и из ее руки со звоном выпало
ведро.
Прозрачная тень метнулась в темный угол двора — ни зву-
ка, ни шороха. Саша, наконец, опустил руку. Клава побежала к
дверям дома.
— Федя! Федя! — позвала она. — Там зверь какой-то!
Петрович в одной майке выскочил на крыльцо.
— Где ты, мать, зверя увидела? Не с рогами, часом, зверь-
то? — весело спросил он. Но если бы кто-нибудь внимательно
поглядел в это время в его глаза, то увидел бы неподдельную
тревогу.
— Бать, он там был, — Саша показал пальцем, взял лопату,
приставленную к крыльцу, и пошел в темный угол двора. — Ни-
кого.
— А кого ты там думал найти? — спросил Петрович.
— Ну, я же видел глаза…
— Чьи? Подружки Светки, наверное, — засмеялся Петрович.
— Иди уже. А ты, мать, — повернулся он к жене, — зайди домой.
Я сейчас накину что-нибудь и посмотрю, кто тебя напугал.
В свете электрического фонаря Петрович отчетливо разглядел
знакомые круглые следы. «Не может быть, — думал он, — почти
полсотни километров. Да не бывает такого».
Клава заметила тревогу на лице мужа.
— Что там? — бледнея, спросила она.
— Мне показалось. Дурь, конечно, но, кажется, это рысь.
Ну, та, что Дымку порвала. Сюда пришла.
— Свят, свят! — Клава присела на край табуретки. — Федь,
что теперь будет-то?
— Ничего не будет. Завтра я ее добуду с Василием, — на-
кидывая на плечи телогрейку, пробормотал Петрович. — Я к
Ваське, договариваться.
Василий был соседом Петровича. Он работал трактористом,
или по-новому — механизатором. В тайгу надолго не уходил,
но охоту любил. Было у Василия две хороших лайки и полный
арсенал охотничьего оружия.
Сидя за застеленным клеенкой столом с остатками недавнего
ужина, Петрович, рассказывал о встрече в тайге и обнаружен-
ном сегодня следе во дворе.
— Поможем, — заверил Василий. — Часиков в одиннадцать
я освобожусь и сразу выйдем. А как Дымка-то?
— Лежит. Боюсь, как бы не помер. Рысь-то, похоже, бешеная.
— Это точно. Не типичное у нее поведение, — блеснул ум-
ным словом Василий.
— Ну, раз договорились, пойду я тогда, — Петрович повернул
голову в сторону горницы. — Маруся, спасибо за угощение.
Рысь прошла огородами три двора, обогнула по тропинке
сарай и очутилась на деревенской улице. Нос щекотали десятки
новых запахов, отовсюду доносились незнакомые звуки. Воз-
ле одного из домов, на крыльце, освещенном тусклым светом
электрической лампы, рысь заметила небольшую собачку. Дом
этот был сельским магазином, а собачка по имени Умка была
ничейной. Когда-то ее оставили в поселке проезжие туристы,
а так как она не была охотничьей, то никому не приглянулась
кроме продавщицы Дуськи, которая ее подкармливала и позво-
ляла жить под крыльцом сельмага.
Хищнику ничего не стоило, прячась за столбами и заборами,
незаметно подкрасться к ничего не замечающей, занятой обгла-
дыванием косточки, жертве.
Умка коротко взвизгнул. Когда сердце собаки перестало
биться, дикая кошка разжала смертельную хватку и, удовлетво-
ренно мурлыкнув, пошла в сторону леса. Истекающая кровью
жертва так и осталась лежать возле крыльца магазина.
Зарезав собаку, рысь успокоилась. Беспокойство, заставив-
шее идти по следам человека и собаки, отступило, и, очутив-
шись в лесу, она привычно отправилась на охоту. Сытая и до-
вольная, уже глубокой ночью рысь легла отдыхать в мягкий суг-
роб в густом ельнике.
Обнаружившая утром мертвого Умку продавщица долго ру-
гала охотничьих собак, коих в деревне было не меньше двух
десятков. Она жаловалась на них всем немногочисленным по-
купателям:
— Вы посмотрите, до чего дожили, — кричала она, — средь
бела дня волкодавы раскормленные беззащитных собачек ре-
жут.
Зашедшая в магазин Клавдия, защищая охотничьих собак,
рассказала о пришедшей в поселок рыси и о том, что Петро-
вич с соседом Василием сегодня пойдут ее добывать. Весть эта
мгновенно разнеслась по всей деревне, в результате к одиннад-
цати часам, возле дома Петровича собралось пять вооруженных
мужиков и четыре собаки.
На след вышли быстро, спустили собак.
Очень осторожный и чуткий зверь задолго до того, как соба-
ки подошли к его лежке, услышал и почувствовал их.
Беспокойство и раздражение вновь вернулись. Рысь начала
уходить от преследователей, петляя по распадкам, делая длин-
ные прыжки и переходы по верху. Но вскоре рысь поняла, что
преследуют ее не только собаки, но и люди. Хитрые люди так
организовали гон, что очень скоро рысь была прижата к берегу
быстрой реки, на которой еще парили многочисленные полы-
ньи, где шумящая и бурлящая вода боролась с холодом, сковы-
вавшим ее буйный нрав.
Со всех сторон к ней подступали враги. Рысь вскарабкалась
на высокое дерево, внимательно осмотрелась и поняла, что от-
ступать ей можно только за реку. Собак рысь не боялась, не
боялась и воду, боялась она только «длинной руки» человека.
Она недовольно фыркнула, спустилась с дерева и вопреки здра-
вому смыслу побежала в сторону цепи собак и людей, ее пре-
следовавших. Заметив первую собаку, рысь сделала небольшой
круг и затаилась в ветвях полусваленного дерева. Когда собака,
шедшая по ее следу, оказалась рядом, рысь приготовилась к
прыжку. Но на этот раз собака была готова к неожиданному
нападению и, заметив кошку, залилась громким лаем. Через
минуту все четыре собаки были тут же. Рысь, рыча, поднялась
по дереву выше и перепрыгнула на соседнее. Она уже присела,
для того чтобы прыгнуть на ветку соседнего дерева, когда за-
метила внизу сразу двух людей, снимавших с плеч свои «длин-
ные руки». Рысь поглядела на небо, потом осмотрелась вокруг и
вдруг заметила рядом с наполовину поваленным деревом еще и
сломанное. Острая длинная щепа, как лезвие клинка, рукоятью
воткнутого в землю, зловеще блестело. Рысь бросила взгляд на
людей, уже направивших в ее сторону две «длинных руки», еще
раз посмотрела на небо, густо затянутое тяжелыми, свинцовы-
ми облаками, и бросила свое гибкое тело вниз, точно на острие
щепы сломанного дерева.
Петрович с Василием опустили ружья и молча смотрели на
стекающую по лишенному коры остатку ствола кровь.
— Да-а-а… — протянул Василий. — И у них есть гордость. Не
захотела она принять смерть от нас. Дела. Шкуру свою испорти-
ла, как будто и ее нам отдать не хотела. Дела.
Последняя судорога пробежала по телу зверя. Сердце — центр
существа, духовного и физического — перестало биться.
Петрович достал пачку «Примы» прикурил и, присев возле
сломанного дерева, подумал о том, что именно сердце, олицет-
воряющее мудрость чувства в противовес рассудочной мудрости
головы, и заставило этого дикого зверя принять такое челове-
ческое решение.
Этот поступок рыси для Петровича означал не что иное, как
покаяние.