За хариусом
Конец октября, в наших краях, это уже начало зимы. Дневная температура уже не поднимается выше нуля, а ночью подмораживает до -10 градусов. Ручьи, берущие своё начало высоко в горах, начинают замерзать. Рыба, живущая в этих ручьях, всё лето жировала на насекомых и их личинках, а теперь медленно начинает скатываться вниз по течению, к крупным рекам с большими, глубокими ямами, которые не промерзают даже в самые суровые зимние морозы. Хариус и ленок, «скатываясь», сбивается в большие косяки. Каждый такой косяк состоит из родственных особей, которые родились и живут в одном ручье, бегущим в определённом распадке. Не знаю, как рыбы общаются между собой на большом расстоянии, но то, что такая связь существует, знаю точно. Дело в том, что перед тем, как с верховьев небольшого ручья стая начнёт спуск, их сородичи, живущие ниже по течению, освобождают им место, скатываясь в более полноводную реку. Ленок, как более крупный, начинает спуск первым. Для того чтобы нормально питаться ему нужны не только насекомые, но и мелкая рыба, мыши и лягушки. Лягушки ложатся в спячку, зарывшись в землю, мыши перестают лезть в ледяную воду и не отходят далеко от своих запасов в лесу, насекомые исчезают, а бокоплавами и ручейниками голод не утолишь. Поэтому ленки начинают свой путь к зимовальным ямам первыми, через несколько дней по их следам начинает спускаться хариус.
В последних числах октября, собрались мы с другом половить «ходового» хариуса. Необходимо отметить, что уже не первый год, мы всё ни как не можем попасть на «ход». Видать наши выходные не совпадали с днями, когда спускается очередной косяк рыбы. В этот раз решили заехать на пять дней, чтобы наверняка. Было у нас, в те годы, излюбленное местечко для рыбалки на реке Горин в районе устья реки Гарби. Договорились с товарищем, чтобы он нас забросил туда на машине, а через пять дней забрал обратно. С собой взяли большой кусок плотной полиэтиленовой плёнки чёрного цвета, двуручную пилу, топор, гвозди, верёвки, спальные мешки, два трёхведерных короба, набитых продуктами, ружьё и все рыбацкие принадлежности.
Дорога не близкая, ехали три часа по грунтовой, лесовозной дороге. К обеду подъехали к месту, где от основной лесовозки, отходила лесная дорога на слияние реки Гарби с рекой Горин. Разгрузили вещи и отпустили машину домой. Весь груз разделили и разместили на себе. Медленно пошли по лесной дороге, которая встречала нас, то грязной колеей, то голыми камнями, то мелким речным песком, намытым в наводнение. До устья по этой дороге идти было всего два километра. Дойдя до слияния, уже по тропе, прошли ещё километр к перекату, по которому перешли на противоположный берег реки Горин.
Не далеко от переката, влево, уходила протока. По краю этой протоки шло старое, высохшее русло, напоминающее не большой овраг с крутыми берегами и каменистым дном. В конце этой старицы был залом из сухих веток и корней деревьев. Возле этого залома мы и решили сделать своё, временное убежище. С начала, нарубили с тальника толстые рогатины и вбили их, между камней, в два ряда, с расстоянием между рядами в человеческий рост. Потом срубили жерди и закрепили их на рогатинах. Чтобы как-то выровнять, получившиеся нары, накидали поперёк тонких веток и сверху накрыли толстым слоем сухой травы. На траву разложили пустые рюкзаки, запасную одежду и уже поверх неё раскатали спальные мешки. Получилось вполне удобно и просторно для нормального сна. После того, как спальное место было готово, занялись крышей. На крутых берегах густо рос тальник. Рубить мы его не стали, а просто загибали дугой над нарами, с той и с другой стороны, и макушки связывали верёвкой. На получившуюся крышу натянули плёнку, которой хватило не только наверх, но и на заднюю стенку. Одна сторона осталась открытой со стороны залома, возле которого мы развели костёр и этот залом послужил в качестве отбойника тепла. Уже давно село солнце за сопки, небо постепенно загоралось яркими звёздочками. А мы всё ещё, при свете костра и фонариков, обустраивали своё жилище. Когда закончили, подкинули в костёр толстые чурки, поужинали, залезли в спальники и уснули. За долгую ночь, пришлось пару раз вставать и подкидывать дрова в костёр. Сушняк давал хороший жар, но быстро прогорал и как только огонь гас, мы начинали замерзать.
Вот наконец-то и утро. Умылись ледяной водой, вскипятили на костре чай, разогрели еду и сели завтракать. Рыбацкий азарт разжигал в груди неуёмную дрожь, которая мощным магнитом тянула к ямам и перекатам. Быстро покончив с завтраком, мы взяли удочки и канны, натянули болотные сапоги и вышли к реке.
Невозможно передать свои чувства: морозный воздух, запах увядших трав и журчащая вода, которая, как казалось, сбавила свой темп, стала густой и ленивой, готовясь к долгому зимнему сну. Всё это освещалось восходящим солнцем, которое своими лучами ласкало и подогревало и так горячую рыбацкую страсть. Великий Горюн (Горин), воспетый знаменитыми писателями, заманчиво шумел перекатами и предлагал сыграть с ним в азартную игру – рыбалку.
Со сложенными удочками мы прошли вниз по течению до протоки Бешенной. Шириной около двадцати метров, эта протока отходила от основного русла и через триста метров снова сливалась с Гориным. Мы прошли вдоль этой протоки по крутому, обрывистому берегу. На слиянии была глубокая яма, с которой мы решили начать свою рыбалку. Перед этой ямой мы заметили, в прозрачной воде, не забываемое зрелище. На всю ширину протоки рядами стояли ленки. Впереди был ряд из самых крупных особей, размером с хорошую кету, весом примерно около четырёх килограмм. Они медленно шевелили хвостами, удерживаясь на одном месте, не давая сдвинуть себя течению. За ними стоял ряд из более мелких ленков, по полтора-два килограмма. Они изредка срывались с места и что- то выхватывали, из проносящегося потока воды. Третий ряд состоял из мелких полукилограммовых ленков, их было намного больше чем впередистоящих. Они, не останавливаясь, кидались в разные стороны, стараясь, опередить друг друга, хватали бокоплавов и другую съедобную для них живность. Мы несколько минут наблюдали за ними, потом поднялись не много вверх и, стараясь не шуметь, спустились в воду. Размотали удочки, поставили ленковые мормышки и, пуская поплавок впереди себя, медленно стали спускаться до заветной ямы. Муть из-под сапог вырывалась и закручивалась, увлекаемая течением, уносилась вниз, неся с собой нашу не хитрую снасть. Пройдя метров десять, мы почувствовали, что глубина стала увеличиваться, значит подходим к краю ямы. Очередной заброс, поплавок прошёл половину пути и резко пошёл ко дну. Подсекаю. Чувствую, как крючок вонзился во что-то твёрдое, как в бревно, которое медленно стало тянуть леску по течению. Леска натянулась струной и не смотря на все мои усилия от тяжести лопнула. То же самое произошло и у моего товарища. Мы вышли на берег и заново оснастили свои удочки, поставили леску потолще и крючки большего размера. И вот уже опять наши поплавки несутся по мутной дорожке. Снова поклёвка. В этот раз я, после подсечки, не стал торопиться вытаскивать, а подержал ленка не много на течении и, когда он перестал кувыркаться, не спеша стал выводить его на мелководье. Как только его спинной плавник показался из воды, он снова начал извиваться и тянуть в глубину. Натянутой леской я поднял голову ленка над водой, а коленкой придавил тело ко дну, потом крепко схватив пальцами под жабры, и приподнял его. Сильная и красивая рыба блестела мелкой чешуёй с леопардовыми пятнами, рот медленно открывался и закрывался, хватая воздух, который медленно её усыплял. Такого крупного ленка, на поплавочную удочку, я поймал впервые. Полюбовавшись этим красивым, диким хищником, успокоил его окончательно и бросил в траву на берег. Весь день до вечера, мы ловили на этой яме ленков. Наполнили свои канны и рюкзак ленками и довольные вернулись к своему жилищу. До позднего вечера чистили рыбу и варили уху, вспоминая захватывающие моменты прошедшей рыбалки.
Мы находились не много выше среднего течения реки Горин. Широкая долина, около полутора километров, пролегла от одних сопок до других. Глядя на реку, не верилось, что эта не большая полоска воды, шириной не больше сорока метров, затерявшаяся в тальниковых островах, может в половодье заполнять всё пространство между сопками и, сметая всё на своём пути, с бешеной скоростью нестись к Амуру. Такое бывает редко, но оставленные заломы из огромных елей и ильмов, оголенные камни, заросшие тальником, ещё долго будут напоминать об этом суровом, вспыльчивом нраве горной реки.
Не много ниже от нас протока расширялась, образуя не глубокие заводи и мелкие перекаты. То и дело мы слышали всплески со стороны этих перекатов, это кета отметавшая икру, но ещё живая, тратит последние силы, оставшиеся от выполнения своей миссии и покорно ждущая конца своего жизненного цикла. Берега икромёта были завалены уже мёртвой, гниющей рыбой. На каждом шагу можно встретить следы пиршества медведей, которые рыбой набирают необходимый запас жира на зиму.
Стало совсем темно. Во время ужина, кроме журчания воды, мы услыхали сильные всплески и стук камней. Не включая фонари, мы вылезли из своего жилища. Восходящая полная луна освещала протоку. На перекате стоял крупный медведь. Поднимаясь на задние лапы, он падал вперёд и глушил передними лапами кету, которая старалась по мелководью проскочить перекат. Задавив очередную рыбину, он брал её зубами и выносил на берег. Поймав штук пять он улёгся на живот и удерживая лапами кету приступил к ужину. Съев весь свой улов, он подошёл к воде и долго пил. Напившись, развернулся и медленно, вразвалочку пошёл в сторону сопки, не обращая внимания на дым от костра и наше присутствие. Мы, молча, стояли и наблюдали всю эту картину, сжимая в руке двустволку, заряженную двумя пулевыми патронами. После того, как медведь скрылся в зарослях, подбросили в костёр дрова, накрыли пойманную рыбу клеёнкой, чтобы меньше привлекала запахом не нужных нам хищников. Застегнули свои ватные костюмы на все пуговицы и завалились спать поверх спальных мешков. Ружьё положили между собой, на всякий случай. Долго не могли уснуть, обсуждая поведение медведя. Постепенно усталость за день, взяла своё, и мы уснули. Только глаза закрылись, как во сне появился, прыгающий по волнам, поплавок. Он резко уходил под воду поперёк течения, и после подсечки взлетал вверх с серебристым хариусом. Несмотря на сон, рыбалка продолжалась, сопровождаемая довольным храпом. Ночью пошёл снег. Крупными хлопьями он ложился на остывшую землю, придавая сказочную красоту дикой природе.
Проснувшись утром, мы увидели, как всё изменилось до неузнаваемости, прикрытое белым покрывалом. Напротив нашей стоянки, где протока отделялась от основного русла, был не большой залом, возле которого образовалась глубокая яма. Я зашёл в воду по колено, чуть выше этой ямы, «вкручиваясь» в каменистое дно, начал мутить. Прозрачная вода в яме затуманилась, и через пару пустых забросов начался клёв. Вскоре ко мне присоединился мой друг, и мы вместе, по очереди, стали вытаскивать на косу, волоком одного ленка за другим. Ловились только ленки, хариуса не было, поэтому мы решили в этот день сильно не напрягаться, а ловить на одном месте не отходя от нашей стоянки. К вечеру заполнили рыбой, до верха, трёхведёрный короб. Вот и ещё один день пролетел, как одно мгновенье. На ночь мы устроились, как и в прошлую ночь, поверх спальников в ватниках, положив ружьё рядом. Под треск разгорающегося костра мы быстро заснули.
- А-А-А!!! – Дикий, истерический крик разбудил меня среди ночи.
В полной темноте, ошарашенный криком, я хлопал рукой по спальнику, пытаясь нащупать ружьё. Стон и хруст снега доносился снаружи. Воображение быстро нарисовало картинку, как медведь, схватив за ногу моего товарища, выволок на берег и беспощадно рвёт его когтями и клыками. Схватив ружьё, выскочил из балагана, готовый вступить в схватку с обнаглевшим хищником. В отблеске затухающего костра, я увидел, стоящего друга, который со спущенными штанами, растирал снегом голую ногу.
Перед сном, опасаясь медведя, мы подкинули в костёр хорошую охапку дров. Костёр разгорелся, огонь с треском, выбрасывал тысячи искр в тёмное небо. Одна искра отлетела в сторону и упала на ватные штаны моего товарища. Прожгла плотную ткань и добралась до ваты, которая начала тлеть, расползаясь по всей длине штанины. Мой товарищ спокойно спал, чувствуя тепло разгорающегося костра. Когда верхняя часть тела нагрелась, а нижняя стала промерзать, он решил перевернуться на другой бок. Навалившись на прогретую сторону, он почувствовал резкую, нестерпимую боль. Вскрикнув от боли, выскочил наружу и начал расстегивать пуговицы. Бедро жгло всё сильнее и сильнее. Когда ему удалось спустить, дымящиеся штаны, то увидел большую рану с лохмотьями кожи. Чтобы хоть немного приглушить боль, начал прикладывать снег к обожженному участку. К этому моменту и я выскочил к нему, помог затушить раскалённую, тлеющую вату, нашёл чистую тряпочку и бинт для перевязки. Ни мази, ни антисептиков у нас с собой не было, поэтому пришлось ему помочиться на тряпочку и приложить к ране, после чего аккуратно забинтовали. До утра заштопали штаны, поменяли повязку, наметили план рыбалки на следующий день. С такой травмой решили далеко не отходить от табора, а рыбачить поблизости.
Сегодня у нас последний день рыбалки, потом ещё одна ночь и на следующее утро нам надо собираться и выходить к дороге. Рыбачить решили на основном русле, на перекате по которому заходили три дня назад. С начала рыба клевать не хотела, больше часа мы впустую мочили снасти. Но когда солнце поднялось над деревьями, клёв начался. Вот он – долгожданный хариус. Один за другим, взлетали серебристые красавцы, с раскрытыми красными плавниками. Азарт нас захватил полностью, заставив забыть о ночном происшествии. К полудню мы заполнили канны доверху и вернулись на табор. Удивительно, как быстро человек привыкает к новой обстановке, наш балаган нам уже казался уютным домом, где есть всё необходимое для жизни. Первые два дня мы слышали только шум воды в реке, а сейчас отчётливо различаем крик ворон и стук дятла или изредка проезжавшего лесовоза по далёкой дороге. Последнюю ночь переночевали без происшествий. Утром уложили вещи в рюкзаки, смотали спальники и клеёнку, служившую нам крышей, и перенесли всё поближе к перекату. Помимо рюкзаков и спальников у нас получилось два полных короба и два канна рыбы, что являлось самой тяжёлой ношей. За несколько ходок всё перенесли по перекату на другой берег. Разделили вещи на две части, чтобы за две ходки перенести всё к дороге. Закинув за спину короб, на грудь, помогая друг другу, одели рюкзаки. На пояс я привязал двуручную пилу, связав между собой ручки, на рюкзак сверху положил ружьё. Тяжело ступая по тропе, мы двинулись к дороге. На половине пути подняли выводок рябчиков. Один сел на ветку не далеко от нас и начал с интересом рассматривать не виданных пришельцев. Такого момента я упустить не мог. Кое- как развернул ружьё, с трудом удерживая его одной рукой, прицелился и выстрелил. Рябчик свалился с ветки прямо на дорогу. Подойдя к нему, я опустился на колени, так как нагнуться бы не смог, поднял тушку и положил сверху на рюкзак.
На саму лесовозную дорогу мы выходить не стали, нашли место на краю леса, на не большой полянке, с которой хорошо просматривалась дорога. Сделав ещё одну ходку за вещами и, по пути, подстрелив ещё одного рябчика, мы стали обустраиваться на поляне, ожидая машину. Разожгли костёр, поставили в котелке кипятить воду для чая, в другом котелке решили сварить рябчиков. Слабый ветерок разносил по лесу дым от костра и невероятно аппетитный запах вареного мяса. После нескольких дней, проведённых на рыбной диете, мы с великим удовольствием обсасывали мясо с косточек и запивали бульоном. После вкусного обеда, высыпали на клеёнку всю пойманную рыбу и разделили на три равные кучки, себе и товарищу, который нас забросил на машине и должен забрать обратно домой. К вечеру увидели долгожданную, знакомую машину, она остановилась не далеко от нас. Загрузив все вещи и рыбу, мы уставшие, но довольные возвратились домой.
