про медведя вспомнился такой рассказ..
ВНИМАНИЕ! 18+
– Ату ево, ату!
– Акружай!
– Загоняй, падлу шерстяную!
– На польты пойдет!
– Душили, душили…
– За яйца его хватай! У медведей там слабое место!
– Шкуру на кокосах не попортите, ироды блохастые!
Битый час за ведмедом с лаем мчалась собачья свора. Он бежал по лесу, роняя каллы и сльозы абиды на чорствую конаццкую землю. «Стаей травят, жывотные, – размышлял косолапый. – Ебаный ежик! Медвежонок, грит, если я не буду каждый вечер протирать звезды, они обязательно потускнеют. Наркоман, сука! Чтоб тебя пионеры побрили, крыса мускусная! Пойдем в село, грит, спиздим бархатную тряпочку. Ну, нахуя мы эту ветошь с бельевой веревки стянули? Ежик пидорас, еще пискнуть успел: «Медвежонок, смотри, а кто это там такой темненький бежит?» и сам в какую-то щель юркнул. А этот темненький – хозяин белья и своры собак оказался. Догонют, пиздов ввалят, шерстинки повыщипают, мама не горюй! И ведь ни за хуй».
Мишо поднажал – на пятки наступали свирепые псы, гатовые стерилизовать махнатава по самые гланды. «Мне бы сейчас лисапед, – размышлял он, – уехал бы ото всех этих жызненных траблов на рыбалку. Удочки бы закинул, полтос начислил и Ежика бы в реку с пыра как захуярил! Пусть поплавает, ихтиандр лесной». Ведмед размечталсо и не заметил, как на его пути буквально из ниаткуда вазник диривянный столб, в который он с разбегу въебался мохнатым клювом. «Эврика! – коротнуло у ниво под скальпом, – надо уебывать по вертикали! Чо я раньше тупил? Полный же лес диревьев всяких», – и Мишо, как запрафский электрик в когтях, палез на опору ЛЭП.
Как гаварил классик, что хочецца сделать, забрафшись на самый верх? Плюнуть вниз. И Мишо плюнул, но не только. Под столбом заходились лаем собаки:
– Слазь, косолапый, в цирк тибя вазьмем, партянки батистовые носить будешь, крем марго кушать.
– Миша, не гони дуру, слазь па-харошему. Вместо лисапеда «Верховину» тибе выдадут, будешь на нем улиток по лесу давить, грибников сбивать.
Медведь не ответил… Он открыл свой шерстяной бомболюк и сбросил на шавок пару медвежьих яблок. Кто-то подавился. Уговоры сменились отборными матюгами. Ведмеду было похуй. Он обхватил столб всеми лапами, как раднова, и уснул. Собаки исчо долго лаяли и к утру разошлись. Его разбудил звук зависшева над хохолком вирталета. Вдрук ведмед пачуйствовал ниибаццо острые ащущения в области лахматых бубенцов. Это прибывшие на место спасатели решили падлавить косолапова на японский воблер, рассчитывая, што он палюбасу заглотит такую нажифку. Но из-за сильнава ветра нимнога промахнулись, паднесли воблер к жеппе и неудачно патсекли. Ведмед взвыл, заарал благим медвежьим матом и сам спрыгнул со столба, аставив на крючке два грязных абосранных мешочка с неизрасходаванной спермой.
Над лесом висел туман. По дороге домой ведмеда снова душили сльозы. Хромой и оскопленный, он выбежал на поляну и заорал:
– Ежииииик!
В ответ послышалось радостное:
– Медвеееежоооонок!
«Ну, пиздец тебе, хуйло колючее!» – подумал ведмед и со всех косолапых ног ломанулся на голос…
на этой почве. 
