Arleg
Почетный Форумчанин
- Регистрация
- 31.07.11
- Сообщения
- 18.190
- Реакции
- 7.451
- Баллы
- 308
- Город
- Комсомольск
Часть I.
О том, что от добра, добра не ищут.
1. Вперед. Неизвестной тропою.
«Была у зайки избушка лубяная, а у лисы – ледяная…»
Кому не известна эта сказка? Уверен, она известна даже детям!
Был у нас с Вовкой охотничий участок на севере Солнечного района.
Рыбы, как на Таити – во! Зверя – во! Соболя – во! Сметаны и колбасы с салом – во!
Короче говоря, как в том мультике про попугая Кешу. «А вы, разве небыли на Таити?»
Так мы с Владимиром Ивановичем Горынцевым там бывали…
И вдруг мой таежный учитель и командир – Вовка, говорит на третий год:
- «Ищи участок поближе, чтобы можно было на моем Уазке доехать, а не ходить, не клянчить вертолет у директора КНАПы или к местным не проситься в ГТТ».
Ну а чего мне – то дураку? Мне тоже не охота на ковер к директору по своим личным надобностям бегать за вертолетом.
«Фюрер» сказал искать – значит нужно искать. Выдавил я из себя свой «я-воль!», пожалел брошенный хороший участок и рванул искать новый.
И тут наш дорогой хантерсервисовец Витя (ГЕРМАН), мне в помощь, познакомил меня с ректором нашего Технического Университета - Шпилёвым Анатолием Михайловичем.
А я хоть и ранее его знал, но близко никогда не общался.
У него же, у ректора, был в управлении небольшой охотучасток, хотя охотников на нем и не было. Приезжала только его команда рыбаков, восновном с военной кафедры, для рыбалки на реке Уктур.
В их распоряжении, в пятидесяти метрах от лесовозной дороги, была база, состоящая из рубленного «в лапу» трехместного зимовья, укрытого полностью навесом, и двух брусяных вагончиков, один из которых предназначался под жилье, а последний под баню.
Особой достопримечательностью базы был, выстроенный военной кафедрой, настоящий, выбеленный боевой туалет с идеальной, армейской внутри чистотой.
Таким образом, заключив соответствующие договоры на поимку соболей, приобретя нужные лицензии на отстрел зверя у местного охотопользователя, мы изготовились к броску на новый, неизведанный участок.
Необходимые карты, кои я загодя скрупулезно изучил, мне прислал Леха (Мультик) и тот же Витя (ГЕРМАН), в чем я им премного благодарен.
Собираться, по причине затянувшейся безработицы, мне было тяжеловато. Однако побывав в Хабаровске в гостях у двоюродного брата, я умудрился приобрести две палки «Салмо» и всякие прибамбасики, для снаряжения двух красивых «болонок», в противовес тем, как попало сотворенным, «маховым», на которые мы ловили харя на Хогду.
Новые, разноцветные мухорьки от Витали, весомо дополнили рыбацкий комплект, вселяя уверенность в успехе. В моем распоряжении был и «спин» 2,9 м, телескоп, собирающийся в 400мм фигню, в чехол. Выбран он был, больше из удобных габаритных качеств. Минус – короткая ручка за катушкой – сороковкой, снаряженной полинитью 0,18, бесцеремонно снятой мной с моей фидерной летней снасти.
В куче со спиннингом были несколько десятков различного номера блесен, как вращалок, так и колебалок от Китая, до «Меппса – Циклопа», задаренный Якимовым Денисом Сергеевичем, по причине моего правильного ответа в его конкурсе. Один тандем, один силиконовый твистор, пару воблерков и еще какая-то хренотень со свинтопрульным аппаратом у головогруди, взятым, по совету моего знакомого. Вобщем у торпедовидной «типа блесны» перед головной частью находится вращающийся поясок, а на нем винт с лопастями, который создает бурунчик при проводке. Как эта снасть называется – я не знаю.
Приобретенная накануне отъезда «Сайга-20» в «охотварианте», имела в арсенале пять десятков патронов №5 на рябчика, а так же, любезно предоставленных Максимом (NoBody) десятка патронов 00 и десятка снаряженных им пуль «Темп» со стальным сердечником.
Был в моем арсенале и карабин СКС.
Для полного счастья, пожалуй, не хватало только тяжелого пулемета 38 калибра и двух десятков гранат, поскольку если бы мне удалось такое утащить с базы в горы, я бы глумливо раздавал пендали медведям прямо на берлогах.
Так, с миру по нитке, я и собрался в путь.
Наш отъезд был назначен на вторник 25 октября 2011 года.
А 24 числа весь наш незатейливый шмурдяк был любовно упакован в коробки, мешки и уложен, в присланный на Дземги ректором Газ-66, с военной, переделанной «под обитаемость» будкой.
На следующий день Мы в ожидании машины немножко "поволновались" перед дорогой в гараже,
а в 9-00 утра, нас забрали с вовкиного гаража уже налегке, с одним оружием, в составе: меня, Володи и Николая Федоровича с собакой Кучумом из породы лаек, и привезли к университету – месту старта на участок.
В 11-00 мы двинулись в путь.
67 километр хабаровской трассы от Комсомольска, поворот на трассу Снежный – Уктур – Высокогорная - Ванино, на которой я много раз бывал, но только до речки Борхи Тонкая (17км), где мы проводили время на построенном нами зимовье. Дорога идет параллельно ЖД на Советскую Гавань, и частично параллельно реке Гур, она же Хунгари ( ну Венгрия прямо-таки).
Перед поселком Снежный, на повороте, останавливаемся и заходим в придорожную кафешку, с приятным названием «Женечка».
Короткий перекус и в перевалы. Дорога - на удивление широкая и вышколенная, ухоженная. Все-таки она – альтернатива шпортовской дороги Лидога – Ванино, где фактически безлюдье и нет населенных пунктов, что не скажешь про ту, по которой едем мы. Только на 37 – километровом отрезке Снежный – Уктур, находятся пос. Гурское и станция Почепта.
2.Мои напарники.
Та самая Почепта, на которую свалились с гор 13 лет назад Володя и Николай Федорович, в декабре месяце, со своего участка на реке Окчо, в результате 50-ти километрового, десятичасового, изнуряющего марш-броска.
После моих 35-километровых зимних пробежек в полуголом состоянии при -28 градусах мороза, представляю этот «полтинник» с содроганием души. Когда садишься дома в горячую ванну и у тебя начинают медленно «всплывать» ногти с пальцев ног – бр-р-р!. Жуть!
Сильные мужики мои напарники. И я, впоследствии, с удовольствием убеждался в этом вновь и вновь. Сильные, как два грузовых «тяжа».
Первый - Горынцев Владимир Иванович - кряжистый, невысокого роста, донской казачина с черными, чуть раскосыми глазами, даже смотреть в которые и тем более врать, сможет не всякий.
И в жилах его, явно текут благородные, татаро-монгольские, а может и древние булгарские или кыпчако - команские крови.
В его 55 юных лет, жажда постоянной деятельности, движения, сочетается с необыкновенной силой воли. Именно про таких людей говорят: «За ним – как за каменной стеной». Трудно сходится Володя с незнакомыми людьми, жизнь сделала его недоверчивым и несколько грубым, жестким ко всем проявлениям неправды, или даже кажущейся ему неправды. Часто, после первого с ним разговора, люди в дальнейшем шарахались от него при встрече, так и не поняв его внутреннего мира.
Поскольку, когда Володя имеет ввиду сказать: «Вот здесь я с Вами не согласен!», то говорит: «Ну, ты, кончай дурака тут валять!» и т.д., со всеми вытекающими конфликтными ситуациями (рукоприкладство в ситуации не входит, только «отжиг глаголом»).
Нет в нем места ни для политиканского сюсюканья, ни, для даже намека, на заискивание перед другими. Все рубится с плеча, как татарской шашкой.
У Владимира Ивановича очень развита интуиция от природы. Не раз, беседуя с ним в тайге на исторические и другие темы, я поражался его выводам, неожиданно точным и поразительно глубоким, сделанным на основании того скудного материала, который я сообщал ему в беседе.
Все это, как-то уживается в нем с природной застенчивостью, стеснительностью и невероятной, какой-то детской, ранимостью.
Отца у Володи не было, и воспитывался он матерью, которую всю свою жизнь боготворит.
Но зато, если уж сошелся с кем Вовка, поверил кому, то это на всю жизнь. Только не предавай его - никогда не простит!
Работает Володя на водном транспорте КнААПО, квалификация – капитан.
Его промысловый охотничий стаж, составляет 35 лет. А охотиться он начал с 17 лет.
Второй - Жидоморов Николай Федорович – шутит, что с такой фамилией может ездить в Израиль без визы хоть ежедневно. Сухой, но крепкий, невысокий человек, с добрейшим в мире характером.
Ему уже под 60, что совсем не скажешь, глядя на его внешность, трудолюбие и подвижность. В каждой черте его лица, да и в каждом его поступке, сквозит доброта, забота о нас с Вовкой и терпение.
Он и оружия в тайге никогда не носил и не носит. В его таежной жизни был перерыв более 10 лет.
Николай Федорович – профессиональный водитель, в системе Газпрома.
Оба моих компаньона уже щеголяют сединой своих волос.
Теперь мы трясемся в будке Газ-66 и дорогой балагурим себе, предвкушая, что и как, чем в первую очередь, чем во вторую, мы будем заниматься по приезду на место.
Кучум, в обсуждениях этих не участвует, спит себе собака, свернувшись на лавке.
Он уже пожилой пес, и ему 9 лет. Он никогда не был в тайге, зверя не грыз, и даже не нюхал ни разу. Несколько не повезло Кучуму и с рождением.
3.Кучум, он же – наша собака.
Ощенила Нурка - мамка его, на 12 году своей жизни, да и околела вскоре от старости. Не хватило ей всех ее старых сучьих сил, чтобы нормально выносить щенков. От того-то, у Кучума зубов полпасти нет. Просто не выросли сменные зубы все. Как не корректировали ему кальций и уголек в щенячью его бытность, как не давали творожок, да мел, витаминчики всякие, а все равно не выросли и все тут.
Как и его хозяин, любит людей Кучумка, или «Кучер», как иногда зовет его Федорыч.
Кобелей только других терпеть не может, кусает и рвет их всеми, имеющимися в наличие, зубами.
Кроме всех этих «достоинств» есть у Кучума и еще одно.
Кучум - собака телегон.
Давно нет на свете вовкиного Урмана – длинноногого и широкогрудого зверового кобеля, работавшего по сохатому и медведю на Окчо, Писуе и Кольдке вместе с малорослой бесстыдницей Нуркой, обожавшей прокусывать шкуру соболюшкам насквозь своими клыками – иголками.
Ругаема и даже бита была Нурка за это многажды, но слишком сладка, видать, была месть за укусы соболиные, точные и молниеносные, как удар шершня, в морду собачью.
Были и родословные у Урмана и Нурки, в которых общих дальних или ближних родственников за ними не числилось. И мастями и подвидами лаек они были разными.
Жили и работали они, по словам их хозяев – моих напарников, как брат с сестрой – ни-ни!
Отгоняла Нурка Урмаху от себя во время течек. В отместку, наверное, за то, что охранял Урман от нее мясо добытого зверя и ни кусочка стырить не давал. А уж как она окольными путями, да потайными тропками, по-лисьи, пыталась до вожделенного добраться! Но неизменно, прокравшись к заснеженному схрону, обнаруживала она уже сидящего на мясе Урмана, который и себе воровства не позволял и Нурку от греха берег ревностно. Тихий, но грозный рык Урмана и Нурка, поджавши хвост и опустив голову, бредет, несолоно хлебавши, в свою будку к зимовью.
И уж где Урман «уговорил» Нурку, в какой тайге, то ли на Писуе - реке, то ли на Кольдке, а то ли на Окчо, никто теперь и не знает. Да и щенков от того «уговора» не было, может молода еще слишком Нурка была – как знать. А только щенилась она потом всю свою жизнь не от Урмана, а от других кобелей, другой масти.
И вот, в свой последний в жизни помет, приносит она Федоровичу подарок – щенка Кучума, как две капли воды похожего на Урмаху!
А Урмана уже несколько лет как не было на свете.
Вовка как увидал в первый раз копию Урмана своего – прослезился даже.
Не дотянул Кучум своей статью до Урмана – сказалась слабость его в щенячестве, но все равно очень уж похож. Глаза у Кучума глубокие и добрые, совсем не волчьи глаза. С хитринкой во взгляде, доставшимся от Нурки – плутовки.
Знают кинологи, работающие с собачьим племенем про телегонию эту.
И если самая породистая сука, для племени выведенная, повязалась случайно первый раз с неплеменным кобелем, то выбраковывается она навсегда из племенной работы. Так как «записал» этот первый кобель информацию свою неблагородную на всех, без исключения, последующих яйцеклетках суки этой, осквернив ее королевскую кровь на все поколения вперед. И ставят тогда заводчики на суке крест жирный, крест пожизненный.
4. Телегония.
И для людей, сей закон природы справедлив, потому-то у девушки метка распознавательная специальная имеется – богом только для людского племени созданная. Да таит наука правду, воизбежании якобы скандалов. Пусть уж лучше скрещиваются недолюдишки как хотят, по-свински, так всем спокойнее вроде как. Так и живем нынче – звериным образом, а не по кону веков дедовскому, мудрому. А еще точнее - не по божескому. Сокрушаемся только, от чего все летит к чертям, куда мы катимся? А детей своих научить ничему правильному не умеем, из-за невежества собственного.
Древние люди хорошо знали про телегонию. Например, в иудейской Торе и христианском Ветхом Завете есть прямое указание на это знание.
5.Вот и приехали.
Да простят меня уважаемые читатели за флуд, оффтоп, и что там еще бывает? Троллинг кажется? Прямо как на рыбалке, понимаешь ли.
Давайте же скорее продолжим ехать на зимовье.
Перед въездом в Уктур, есть станция АЗС, не доезжая до которой, мы и повернули влево на лесную дорогу. Теперь до места прибытия осталось всего 42 километра.
Дорога обрадовала опрятностью и твердостью грунта. Местами, она скорее была похоже на аллею, в каком-то большом парке, нежели на лесную дорогу в верховья Уктура.
Правда не всегда все было так гладко.
Вскоре слева показались кладбищенские кресты, а чуть позже справа - уктурская помойка, что соответствовало, нанесенным для меня на карту, ориентирам. Навигатора я с собой не ношу, поэтому, ориентируясь по одометру автомобиля, с курвиметром в руках, (я перебрался в кабину КамАЗа - 4310, болотохода), наношу характерные точки на карту, для дальнейшего прочерчивания дороги. Пусть и не с большой точностью, но я с этим справился. Вскоре показались белые гольцы гор, одна из которых называется г. Пичье, высотой 1356м, по Балтике, только я еще не знал какая именно.
И, наконец, мы приблизились к переправе через реку Уктур. Мост через протоку был цел, но через основное русло мост был смыт августовским половодьем и мы об этом знали. На несмытом мосту стояла Тойота-Сурф, с поднятым «в небо» клиренсом, хозяева где-то рыбачили.
Мы вышли осмотреть брод. Ничего существенного и неприятного под нашим берегом мы не обнаружили, но вот на выходе дороги на другой берег…
Там стремнина, с бешеным течением, явно указывающая на большущую яму.
Первым пошел Газ-66, затем наш КамАЗ. Нужно было проехать посредине реки, по отмели, вверх по течению некоторое расстояние, затем преодолеть стремнину с ямой и выйти на дорогу на противоположном берегу. Как начальник транспортной службы универа Михаил Николаевич вырвал «шишарик» из этой ямы на берег мне увидеть не удалось – водители профи соблюдали безопасную дистанцию. Снять сам процесс переправы, я тоже не смог, так как поступила команда «Фотоаппарат в чехол! Держись!». В последний момент, при подходе к яме, мы увидели бегущего из Газ-66 к берегу Михаила Николаевича, который делал горизонтальные движения ребром ладони поперек шеи, показывая глубину перед его берегом. Дальше было «Ух!» и наш КамАЗ нырнул по стекло в этот арык, наполненный бурлящей водой. Но болотоход – есть болотоход. Спокойно надавив педаль акселератора, толкнув автомобиль двумя задними мостами, Михаил Геннадьевич (водитель КамАЗа), без особого напряжения вывел машину на берег.
После успешной переправы, преодолев еще восемь километров дороги, местами расхлюпаной в няшу, мы подъехали к базе и даже сумели подняться на саму территорию на машинах.
Часть II.
В которой мы знакомились с обитателями базы и их бытом, а так же хотели поймать «харя» в реке Уктур, а поймали рыжего и пушистого «хоря».
1.«Избушка, избушка, поворотись к лесу задом, а ко мне передом…».
Фу-у! Поворачивайся обратно!
(Далее следует устройство быта, обычно не описываемое в отчетах про скоротечные рыбалки и охоты, но в нашем случае, при заброске на срок более месяца, тема для меня представляется весьма важной. Кому не интересно – не читать).
База сразу же поразила нас своей неухоженностью (кроме туалета).
Понятно, что ректору заниматься благоустройством некогда, он и так многое сделал касаемо решений организационных вопросов. Появляется он здесь урывками, так как времени у него нет совсем. Но ведь туда с ним, и без него, приезжает довольно много народу. На вопрос к представителям его «свиты», был получен ответ: «А нам пофиг, мы здесь не живем, приехали и уехали, а здесь – хоть трава не расти!».
Выросла! Да такая травища, что шагу ступить нельзя! К зимовью не пробиться сквозь эту траву и колючие побеги малинника.
В 20-ти метрах от рубленого зимовья, находится ручей. Поразительно, но рядом с местом забора питьевой воды, в трех метрах расположена помойка!
Слава богу, туалет, находящийся тоже рядом с ручьем, построен ниже по течению.
Зимовье, которое нам предложили занять, довольно старое, но добре срубленное. Видно, что некоторые из бревен сруба менялись гораздо позже. Над всем зимовьем и прилегающей к фасаду территорией выполнен двускатный, добротный и крепкий навес – «свита» - таки весьма способна к созиданию.
Выполнен этот лубок для троих жильцов. Слева от входа, нарцы для одного, справа для двоих, между ними расположен длинный стол.
В зимовье – сверкающий срач!
Один из «свиты», сказал, что у них здесь столовая!!!
Вот как она выглядела:
На нарах лежала неприбранная постель на ватных матрасах, подушки, одеяла. Все это было жутко обгажено мышами, воняло затхлым тленом ваты и гниющего тряпья.
Никому и в голову не пришло законсервировать матрасы и постель на время летнего отсутствия. Туго свернув и упаковав в полиэтилен, подвесить все это под навес. Это ведь занимает времени всего пятнадцать минут!
Два окна, заставлены всякой ненужной в зимовье утварью и неимоверным количеством малофункциональной в тайге посуды (например, рюмки на ножках всех размеров, в том числе и из хрусталя!). Угловые полки, расположенные в двух углах помещения – диагноз тот же.
На полу под нарами стояли: эмалированные баки, тазы, железные чашки для кормления слонов или гиппопотамов. Почти все они были проржавевшие и дырявые. Все это было обильно сдобрено россыпью алюминиевых ложек, половников, дуршлагов и шумовок.
Впервые в жизни, а грабили нас «металлисты» на Борхах не раз, взываю к ним с праведной молитвой: «Придите! Разгребите, братишки! Тонем в ржавом железе!».
Ну, вобщем столовая – она и есть! Но в стиле.
Под навесом на улице, справа, устроен удобный стеллаж, на котором тема столовой продолжается все теми же дырявыми баками, тазами и супермисками, с добавлением раздолбаных (наверное в гневе) чайников и различных фельдеперистых кофеварок, баксов за 300 каждая.
Скажу сразу. Никто из «свиты» участие в этом «устройстве быта» не принимал.
Был тут один человек, числившийся охотником, с интеллигентной наружностью в городе.
Накрахмаленная рубашка, дорогой галстук с хорошим же костюмом, приятное холеное лицо с короткой бородкой.
Забегая вперед, добавлю, что в тайге следов его охоты мы не обнаружили, да и соболей до нас никто охотопользователю не сдавал. Правда, возле зимовья, на дереве, на веревочках болтались две заячьи лапы, красноречиво вопящие о том, что здесь жил настоящий охотник.
Ему же принадлежала идея создания помойки возле питьевого ручья.
Довольные добротным зимовьем, мы приступили к уборке и переделке всего и вся «под себя». Не буду особо вдаваться в подробности, скажу лишь, что на это у нас ушло два с половиной дня.
На вновь сделанные полки легли: три миски для супа, три стакана, три кружки под чай. Заварник и дежурный чайник встали на печь. Импровизированный подстаканник из «полторашки», прибитый к стене возле полки, принял в себя три столовых ложки, три вилки, открывалку и чайную ложку.
Между печью и дверью на стене повис ручной умывальник. На нижней, вновь сотворенной полке расположилась двухкомфорочная газовая плита. Большой газовый баллон, закатившись в зимовье, встал солдатом под эту полку, достав шлангом до штуцера плиты. Рядом с ним, не мешая проходу, расположился фанерный ящик с плотной крышкой под овощи.
Все что не должно мерзнуть – аккуратно в коробках под нарами. Все что должно мерзнуть – в железных шкафах, прибитых к стене фасада с улицы. Стены вдоль нар, до груди, обиты свежим и чистым гофрокартоном. Весь личный мягкий шмурдяк – кыш из зимовья на стеллаж под навесом. На угловой дальней полке - только документы, карты, личные фонари, деньги, ключи от квартир. Под большими нарами - обитое гофрокартоном место Кучума. Наши матрасы с постелью, заправлены поверх одеял покрывалами.
Периметр зимовья вычищен, вырублен лопатами от травы и кустарника. Параша собрана на территории и последняя выскоблена от бычков и заразы всякой. Устроена куча старого мусора, которая безжалостно сожжена. Напилены и сложены под навес два куба дров.
Все!
-Ходи - как говорит Владимир Иванович - попердывай!
2.Ура! Мы идем на рыбалку!
И все-таки в третий день после обеда, мы с Федорычем не выдерживаем и идем на разведку боем на Уктур. Володя едет в машине с Анатолием Михайловичем, посмотреть и испробовать ловчие плесы.
Спустившись к Уктуру, после получасового поиска, обнаруживаем залив. Туда мы и залезли впервые, дабы обловить боковую границу течения. Федорович становиться чуть выше меня и начали. Примерно минут пятнадцать клева не было, а я, усиленно топоча, мучу поток ногами. Самонадеянно взял с собой только жирную муху «морковку», поводок у моей болонки всего один.
Поплавок как-то мгновенно принырнул и поплыл дальше. Еще несколько проводок без нырков. Опять нырок. Впечатление, что крючком цепляю за камни. Но поплавок - то ныряет ровно, а не под углом от течения. На всякий случай, чуть поправляю глубину. Опять нырок, на который на этот раз реагирую. Что за черт? На крючке болтается хариус 120-150мм.
Разглядываю его и отпускаю. Понимаю, что различия два. Во-первых, я не знал, что характер поклевки харя, может быть «чебаковым», когда ловишь чебака на тесто: вместо поводки - мгновенный удар, не успел – досвидания! На Хогду всегда харь давал уверенную, секундную поводку, и давил поплавок до талого. Тут - фигушки!
Во-вторых, хариус-то другой! Рыльце-то остренькое, а не туповато-скругленное, как на баджальских реках! Дальше начались сплошные сходы, рыба клевала неуверенно. Возможно, сказывалась хмурящаяся погода. А легкий, предваряющий рыбалку «накат» реакции не добавил.
Из десяти сходов одна засечка и опять мелочь. Вновь отпускаю малорослика.
Эх, где же ты, Хогду – река родная? С твоей перестойной тайгой дремучей и диким хариусиным жором?
Уктур, с его глубинами и быстрым течением, показался мне грозной рекой, после Хогду, и переходить его вброд, нахрапом, я бы не решился.
Угрюмые гранитные интрузии, торчащие из прибрежных сопок в виде причудливых каменных утесов, нависли над Уктуром, вселяя священные «фобос» и «деймос» в городскую мою, мелкую душонку.
А нам ведь нужно хапнуть!
У нас именно тот случай, когда хапнуть, просто необходимо!
Впереди постановка капканов и поэтому наша охота всегда начинается с горной рыбалки. А капкан без приманки – кусок напряженного железа, к тому же соболь очень любит тухленьким хариузочком закусить, ну после рябчика конечно.
А возить из дома приманку, нам никогда и в голову не приходило. Всегда и все давала «девочка» - красавица тайга.
Продолжаю ловить и ощущаю симптомы своей «любимой хронической болезни», преследующей меня многие годы.
Все вейдерсы, которые я покупал когда – либо, все до одного непременно текли! Причем независимо, новые они или старые. В дальнейшем высушив и промазав швы каким-то прозрачным и злым клеем, я получил на следующей рыбалке тот же результат. Впечатление такое, что вода просто проходит сквозь сплошную резину!
Вот и теперь, проклятые ледяные змейки, начинают проникать в оба сапога.
Сколько раз зарекался себе не экономить на экипировке – не помогло ни разу.
Выхожу на берег и понимаю, что можно и не мутить, поклевок это не добавляет.
Еще через полчаса – час этих мучений, поймав третьего хариуса, размерами менее чем два предыдущих, оставив его в кане, сматываю удочку. Зову Федоровича – у него три штуки на два желтых мухоря. Всего один из хариусов имеет приличествующие промыслу размеры. Он никого не отпускал. Снимаю свою «Сайгу» с прибрежного дерева и мы трогаемся в обратный путь.
И уж не знаю, как я был обязан написать заголовок этого отчета, через «А» как написал, или через маленькую «о» во втором слове.
3. За вечерней ухой.
Худо, бедно ли, но вся ректорская команда в этот день поднапыжилась и выстрадала-таки необходимое количество хариуса для приготовления ухи, которым и занялся Владимир Иванович.
При этом часть команды, под вечер, уехала к броду и мостам на Газ-66, чтобы непосредственно с утра, начать ловлю. Это последнее обстоятельство, неожиданно благотворно повлияло на наваристость нашей ухи, так как котелок был уменьшен вдвое.
Там, на переправе, Михаил Николаевич впервые не справился с управлением Газ-66 и тот, ухнув в воспетую мной ранее яму, вовремя не вышел на отмель. Зад машины понесло по течению и ее пришлось глушить. Чтобы вытащить ее КамАЗом, необходимо было зацепить трос в воде. И Михаил Николаевич с радостью отдался прохладным струям уктурского потока, так как нет ничего приятнее, чем искупаться в горной реке 26 октября (знаю не понаслышке).
Вечеряя ухой за столами, под навесом у зимовья, разговорились с ректором университета КнАГТУ, доктором технических наук, профессором Шпилёвым Анатолием Михайловичем. Человеком азартным, в своем деле. Разговоры шли относительно дальнейшей организации нашей охоты, о рыбалке, о том, что клюет нынче плохо, что вода в Уктуре большая, рыба не катится, и стоит ли надеяться на улучшения. Михалыч немного рассказал о себе и универе, в котором я когда-то знал каждого преподавателя, да и сейчас знаю многих. Я выяснил для себя, что для него гуманитарные науки интересны только в рамках расширения кругозора. Поэтому темами, «зацепившими» нас обоих, были новейшие научные разработки в области механики: «зубчато-волновое зацепление» и «предварительно незакрученные торсионы с эксцентриситетом осей» . Я задал ему несколько вопросов по этим темам и получил вполне исчерпывающие ответы. Еще немного поговорив, мы разошлись спать, я - в «наше» зимовье, в котором уже почивали напарники, а ректор - в баню, временно функционировавшую как жилое помещение.
Еще через два дня рыбалки, по наступлению воскресения 30.10.20011г, ректор и его команда загрузивши свои вещи в машины, отбыли в город – герой Комсомольск-на-Амуре.
У ректора закончились отгулы, и мы остались втроем + собака.
Часть III. Охота – форева!
В которой мы ходили искать лес, так как соболя водятся исключительно в лесу, но нашли не сразу. О нашем гостеприимстве. О том, как мы применяли дедуктивный метод к изучению «полтергейста» в зимовье.
1. Первая разведка.
Все время пребывания на базе ректора, кобели Кучум и ректорский Умка, постоянно дрались. Однажды, спущенный с привязи на ночь Умка, караулил до утра, когда же из нашего зимовья выйдет «до ветру» Кучум и устроил ему показательную порку. Несколько растаскиваний их от драки, привело к покусанным рукам «миротворцев».
Еще за день до отъезда «большой команды», мы с охотниками решили сходить осмотреть места для постановки капканов.
В субботу, ректорская свита, увидела что Умка – сильный кобель средних лет, изжелта-белой масти, вовсе не собирается с ними на рыбалку, а крутится возле меня и моего карабина, выказывая желание идти со мной в лес. В это утро Володя и Федорович уже с рассветом, вломились прямо от базы в частокол березок, ольхи и кустарника, и пошли вверх по распадку «для прииску ловчих мест». Мы с Умкой топали в другой распадок, поднимаясь по лесной дороге в перевал, вдоль реки Южная-Быстрая. Я взял с собой 10 комплектов снаряги для постановки капканов и немного приманки из пропавшей рыбы.
Был «чернотроп» и места для постановки выбрать было нелегко. Я крутил головой во все стороны, заходя от дороги в ельники, оглядывал пятачки снега, сохранившиеся в тени, надеясь увидеть былое присутствие соболей. Тщетно.
Надо сказать о характере леса в том районе. Леса как такового нет, а на месте почти сплошных горельников, состоящих из первичной поросли березы, ильма, ольхи, кое-где выделяются скудные куртины ельника, перемежаемые пихтой и невысокой листвиницей.
Поскольку следов и помета я нигде не обнаружил, оставалось ставить капканы по вторичным признакам. Куртина «зеленки», спускающаяся «мыс» с сопки, ключ в ельнике с каменистыми россыпями, подходящий берег речки и т.д.
Пройдя около пяти километров вверх и приметив места, подходящие, на мой взгляд, для ловли, я остановился и залюбовался величием перевальных пиков на реку Окчо.
Левая от меня – гора Пичье, имела форму какого-то диковинного зверя с продолговатым острым хребтом, лежащего на животе. Голова была увенчана острым клобуком, торчащим в облака. Правее, еще один такой же острый рог горы Каменный Тур. С этой последней горы, брал свое начало ключ Хребтовый, который по мощности водостока мог сравниться с речкой Южной-Быстрой.
До начала подъема в эту красоту было, на мой взгляд, полтора – два километра и я решил пройтись до уреза снегов, попытать счастья увидеть следы там.
Гора Пичье.
ключ Хребтовый
Пройдя две - три сотни метров, я обнаружил что Умка, до этого шествовавший или впереди меня, или обнюхивавший что-то сбоку, со мной рядом не идет. Это нормально для лайки, которая в поиске идет большими спиралями, то впереди, то слева или справа, но я собаку не знал и остановился, подзывая ее голосом. Умка не подходил на мой зов. Я решил чуть вернуться и увидел издали, что собака сидит на дороге в том месте, где я начал уходить в широкую долину ключа Хребтовый. Мои попытки пригласить ее за собою в лес, а так же прогнать домой, ни к чему не привели – собака сидела как вкопанная. Законно усомнившись в том, что он найдет дорогу домой, решаю отложить поход и возвращаться обратным порядком, развешивая капканы возле мест, заранее выбранных мною. Времени на немедленную их постановку, почти не осталось.
Вскоре я понял причину отказа собаки идти дальше. Умка, фактически, шел «на цыпочках». Лайки, которых содержат в квартирах, после первых лесных походов, более или менее продолжительных, долго зализывают подушки сбитых лап, уже на отдыхе. Пока подушки огрубеют в тайге, может пройти около недели. В данном случае, дорога была устлана мельчайшим, острым конгломератом, постепенно распадающимся на эту фракцию из более крупной, в результате действия талых вод.
Самым пагубным для собачьих лап, бывает выход, после преодоления брода, на раскаленные морозом прибрежные камни, где неогрубевшая кожица мгновенно примерзает и сильно травмируется при дальнейшем движении.
Старые следы изюбря с угловатыми копытами, след лосихи с сеголетком и, довольно недавний, след крупного самца – вот и все, что порадовало меня в походе, не считая следов енота, так удививших меня в этой горной местности.
Странно, но при наличие вполне приличных кормовых и «обиталищных» мест для рябчика, сей драгоценной, для капканной охоты птички, я в походе не встретил.
Увидел только синиц, свиристелей, желну - улыбнулся прошлому. Вспомнился Валерий Трофимович Рахвалов, наш третий с Вовкой компаньон, по последнему заезду на реку Хогду. Я звал его про себя «главным орнитологом», и было за что. Все птички меньше рябчика у него входят в один отряд, с общим названием «пиздрики».
-Валера, рябчики? Чего не стрелял?
-Да нее – пиздрики были!
Развесив девять капканов и, не найдя достойного места для десятого, мы с Умкой вернулись на базу около 15-00 пополудни.
Через день, показываю «достижения» своей разведки Володе и Николаю. Некоторая корректура мною выбранных мест, и дано добро на установку 9-ти вспомогательных капканов недалеко от дороги. Поднявшись до долины ключа Хребтовый, с видом на Пичье, мои спутники без зазрения совести вваливаются туда, куда я не попал на промысел, благодаря упрямству Умки. Ну, спорить с «фюрером» нет резона, тем более он сделает все гораздо лучше меня, а дело у нас - общее. Я иду в обратный путь махать топором, кусать плоскогубцами, наживлять приманки и делать все то, что полагается при промысловой охоте на соболя.
Из-за своей природной неспешности, ставлю в этот день всего 4 капкана, тогда как мои спутники вдвоем ставят 8 – 12, в зависимости от обстоятельств.
Еще вчера была поставлена задача – искать рябчиков или идти на рыбалку, так как наши запасы приманки скудели с каждым днем, а пополнения фактически не происходило.
Поэтому, закончив постановку части капканов, я решил прочесать лес между дорогой, при которой стоит база и р.Уктур.
Вдоль ручья, текущего через дорогу я и пошел попытать счастья в охоте на лесных курочек. Ручей вскоре принял заболоченный характер и на нем росли всевозможные хвощи и плауны. Бросив его и поднявшись на полку, поросшую березками, перемежающимися полянами, поросшими густым и вязким багульником, я продолжил двигаться к Уктуру. Справа от меня осталась речка Южная – Быстрая, к «титулам» которой я добавил бы «Перекатисто – Камнистая», по причине необузданного стремительного течения, а где-то слева, текла, невидимая пока, речка Хребтовая, которая поила базу из своей проточки.
Обе реки обтекали полку, по которой я шел, с разных сторон и впадали в Уктур недалеко друг от друга так, что я нашел место, на котором слышно было одну из речек, но стоило сделать десяток шагов, как звук предыдущей пропадал, и слышалась другая из них. Примерно через километр, я подошел к краю полки и увидел Уктур, дробящийся на проточки далеко внизу. Спуск к реке был крайне отвесным и длинным. Пойдя вдоль края полки и скруглив путь, я обнаружил довольно разветвленную сеть тропинок с рыбацкими следами на них и вышел на дорогу прямо к повороту на базу.
Полка поразила меня своим пустынным, во всех отношениях, образом. Ни следов зверей, ни птиц, я не обнаружил.
Предпринятая на следующий день рыбалка с раннего утра, принесла мне пяток скромных хариусов до обеда, а Федоровичу около десятка. Мы и тем были довольны - появилась приманка и даже несколько достойных экземпляров легли с солью в шестилитровую пластиковую банку.
2.Гости.
Нас ненадолго забыла цивилизация и буквально через два – три дня, по убытию ректора, вечером, я увидел приближающиеся со стороны дороги к зимовью, два огонька налобных фонаря.
Оказывается, приехал наш сосед и брат хозяина лесорубного дела в этом районе, для знакомства с нами. Ставлю на стол водку, режу холодные закуски, предлагаю разогреть борщ. Начали знакомиться и разговаривать на тему охоты. Восновном говорил Николай - наш гость, а от нас - Володя, которые видели и знают гораздо больше, чем мы с Федоровичем. Поэтому я, Федорович, а с нами и усатый спутник Николая почтительно молчали и слушали «бывалых».
Проведя у нас за разговором около двух часов, гости направились к себе на участок и я, передал через них привет Вите (Герману), в гости к которому я хотел непременно съездить.
Видимо, наше обычное гостеприимство отдалось эхом в лесных распадках, громыхнуло по уктурским весям и урманам.
И, через два дня, примерно к 11 ночи имеем новую делегацию. Надо сказать, что к тому времени, не довольствуясь узкой шконкой в трехместном зимовье, я перебрался в баню, в которой перед этим ночевал ректор с компанией рыбаков.
Компаньоны мои уже спали, а ко мне в баню постучались новые гости.
Их оказалось четверо, один из них – молодой, уже бывал на базе «в ректорское» время, но за большим количеством народа я познакомился с ним только теперь. На этот раз приехал Вячеслав – сын хозяина частной лесозаготовки. Прием я им оказал тоже вполне достойный, и мы повели долгий разговор под водочку о том, о сем, из которого я узнал от Славы много нового и нам полезного для охоты.
В частности он рассказал о, брошенной в тайге, бывшей лесорубной базе, находящейся в 10 километрах по той самой дороге, по которой я ставил свои капканы.
На вопрос, можем ли мы использовать эту базу под охоту или отдых, он ответил утвердительно. Кроме того он сказал, что еще до базы начинается зона зеленого леса, а дорога продолжается до перевала на Окчо, с которого видны река Амур и поселки Средняя Тамбовка и Нижние Халбы. С этого перевала есть уверенная сотовая связь, что меня немало удивило, и я решил там побывать.
Утром гости, достав уже свой «черпачек» и опростав его, удалились, предлагая мне ехать с ними в гости к ГЕРМАНУ, но я опять оказался повязан делами. Жаль.
Со времени отбытия ректорской бригады и последних гостей, мы уже уверенно перешли с водки на разбавленный спирт – наш последний стратегический запас.
3.«Полтергейст» в действии.
В эту ночь пребывания гостей на базе, произошло одно событие, озаботившее вначале нас своей необъяснимостью.
Под утро, в зимовье, в котором спал Володя и Николай Федорович, раздался сильный хлопок.
- Федорыч, ты штоль стрелял?
- Че ж я, дурень что ли?
- Странно!
Оставалось одно: под нарами, от тяжелой собачьей жизни застрелился Кучум.
Однако и он через минуту, высунул морду из под нар, колотя по ним хвостом от счастья, что все проснулись.
Да и оружия-то в зимовье нет – все на улице.
Зажгли керосиновые лампы, стали разбираться.
Что за черт? Оказалось, что взорвался володин пустой стакан, стоящий на верхней полке. Один из трех. Наши с Федоровичем стаканы, стоящие рядом, уцелели.
- Ну и что ты думаешь по этому поводу, университетский ты наш умник? – трунил утром надо мной Владимир Иванович.
- А думаю я, что тебе вообще больше пить нефиг – Подя запретил! – отшучивался я, чтобы не ударить в грязь лицом.
На самом же деле я крепко, по-виннипуховски чесал в затылке: «Ну, остаточные напряжения на ребрах стекла, ну и что, а где провоцирующая сила? Прямого механического воздействия ведь нет? Черт – задачка!».
Утром, мои напарники, поручив мне расследовать этот «криминал», сварить обед и нарыбачить много рыбы, отправились «вздрючивать» район сопки Гурмасо.
В противном случае, если я не объясню этот «полтергейст», они пригрозили вырезать личину Поди на ближайшем к зимовью столбе. И мне показалось, что они заявили об этом вполне серьезно.
Перспектива немедленно впасть в язычество, меня конечно забавляла.
Представил Горынцева, камлающего и завывающего вокруг кумира Поди, бьющего поварешкой в свой банный таз вместо бубна. А так же Федоровича, подносящего ему спиртягу для транса, мажущего губы Поди салом и спиртом – расхохотался.
Нет, ну кроме шуток! XXI век же на дворе, думай «федя», думай!
Пока готовил рыбный суп из самодельных консервов, привезенных из дому, вспомнил как вчера Володя, перед приездом гостей, «хлопнув» пару чарок с нами под навесом, ушел спать в зимовье со своим стаканом. Так! Что же могло случиться потом? Я-то в зимовье не заходил, прямиком утопал спать к себе в баню.
Ближе к обеду отправляюсь на рыбалку.
Прямо безнадега какая-то! Мало того, что в кане шевелятся опять какие-то мальки, да еще и башка какой-то хренью забита.
Меняю место рыбалки, нахожу плесик с ямой, перед втекающим в нее ручьем. Черта с два - там харя нет! Возвращаюсь на прежнее место.
Неожиданно, как-то все условия для взрыва стакана собрались в ряд сами собой! Оставалось допросить с пристрастием Владимира Ивановича.
Я еще раз зашел в зимовье, осмотрел «место трагедии», убедившись, что одно условие было точно выполнено, а именно - поверхность полки была ровная, из крашеной эмалью ДСП, на которой лежала обложка из плотной мелованной бумаги.
После всеобщего сбора под навесом, за трапезой, на которой Володя недовольно выпивал из «стопоря», я задал ему несколько вопросов:
- Ты мыл стакан вчера, после того как выпил водку из него?
- А нафиг? Он и так проспиртованный!
- Зимовье было жарко натоплено после моего ухода?
- Три раза дверь вышибали!
Все сошлось. Все, до последней детали.
- Владимир Иванович! Слушайте приговор!
- Можно сидя?
- Можно.
- Когда ты вошел вчера в зимовье, ты занес с холода и поставил немытый стакан с неизбежными остатками водки, кверху дном на полку, застеленную обложкой от журнала. Так?
- Да.
- Потом ты подкинул в печку дров и разогрел зимовье.
Разогретые пары спирта, внутри стакана, начали расширяться и стравливаться через границу: край стакана - поверхность обложки. Стакан, незаметно для тебя, как бы приподнимал «ножку» то одну, то другую, стравливая излишние газики, прихватывая с собой и воздух. Рядом стояли вымытые Федоровичем наши стаканы, но коэффициент расширения спирта, неизмеримо выше, чем воды, а потому, наши стаканюги уцелели.
Далее, под утро, когда на улице стукнуло -12 градусов по Цельсию, зимовье остыло, вы засунули носы под одеяла. Не сразу конечно остыло, а постепенно.
Все это время, в закрытом объеме остывающего стакана, нарастало разряжение или «вакуум», который старался всосать плотную мелованную бумагу внутрь стакана. Если бы это была газетная бумага, она могла бы спасти стакан. Но «меловка» – штука прочная. В конце концов, какое-то ребро граненого стакана, несущее на себе наибольшее напряжение, не выдержало, и стакан взорвался внутрь себя. Этим объясняется отсутствие разлета стекла на большую площадь, при довольно сильном хлопке. Все стекло лежит одной кучей. И только от соударения некоторых осколков, есть незначительный разлет в пределах 15 - 20 см.
Именно воизбежании таких взрывов вовнутрь, медицинские банки делают сферическими, так как сфера – равнопрочная конструкция, не имеющая опасных, своими напряжениями, граней.
После этого, высказав некоторые сомнения в адрес моего объяснения, Подю вырезать напарники отменили, но налили ему «ханьшина» на всякий случай, произнеся священное «Кя Подзя!».
А я тихо и страстно помолился Чумбоке – Великому.
4.Дождь. Снова гости, но по-делу.
Спустя два дня после того, как атмосферное давление уничтожило володин стакан, с ночи шел довольно сильный дождь. А дождь – это отдых, точнее - день ничегонеделания. Поэтому мы еще до обеда могли себе позволить несколько чарок спиртного. Однако у Володи и день отдыха отличается всякими легкотрудными работами.
Еще в день нашего заезда, было свалено несколько сухих деревьев недалеко от базы, после чего их приволокли с помощью Газ-66. Заправляем пилу и идем грызть пятисотмиллиметровые комли. Готовые «баланы» катаем и носим вниз к зимовью, где Федорыч их колет топором на четвертины – заготовки будущих дров. Все это делается без спешки, без напряжения, под шутки и иногдашние чарки, под рыбку симужного посола, сало и колбаску с сухариками, любовно разложенными на столах, под уютным навесом.
Из-под нар, достаем три баночки драгоценного, и такого вкусного в таежных лишениях пива. Из зимовья играет музыка, выбранная по вкусу диск-жокеев «Радио России».
Дождь то усиливался, а то сходил на нет и я, возблагодарил парней из ректорской команды, которые перед отъездом перекрыли наново кровлю на бане, в которой я теперь ночевал.
Примерно к полудню, перед базой послышалось ворчание трелевочного дизеля, а сам он, вскоре появился из-за бугра, качнулся на «гусках» вперед и встал как вкопанный.
Из трелевочника вышли трое и направились к нам. Выпив чаю, мужики спросили, не знаем ли мы отворот с лесовозной дороги, по которому они через 10 километров должны забрать вагончик, по заданию шефа. Мы ответили, что впервые здесь и расположение местных вагончиков нам еще неведомо. Однако я через минуту понял, куда они должны направиться.
- Вас послал Слава?
-Да. Молодой такой. В отсутствии отца, руководит работами.
-Понятно. Мы вас проводим до этого вагончика.
Обращаясь к Горынцеву, спрашиваю:
-Володя, кто поедет осматривать верхнюю базу?
-Поеду сам.
-Понятно. Капкашки мои захватишь?
-Заберу.
Видимо Слава, отдав нам саму базу в распоряжение, вспомнил, что у него там осталось движимое имущество – вагон на колесах, и он решил его забрать.
Володя, с моими пятнадцатью капканами и своим СКС, садится на плиту – спину трелевочника и они отправляются в путь. Мы с Николаем Федоровичем продолжаем медленно выращивать поленницу из сухих заготовок дров.
Мужики вернулись уже по-темноте, промокшие и замерзшие. Откармливаем их горячим супом, отпаиваем чаем, предлагаем «единую» и они трогаются в 18-ти километровый путь до базы лесорубов. Вагончик им так привезти и не удалось, так как у него не хватало колес, а хозяева об этом, видимо, забыли.
Володя рассказал о том что он видел, в радужных тонах, чем еще раз укрепил меня в мысли побывать на верхней базе.
Наши надежды на то, что дождь перейдет в снег - не оправдались, а на улице термометр упорно показывал не ниже плюс пяти.
Вспомнил, что в это время у Баджала, у нас бывало и под -30.
5.Опять рыбалка, на этот раз, надеюсь что последняя.
На другой день солнце светило вовсю. Мужики двинули ставить очередную партию капканов, а я, взяв мухи, пошел рыбалить, в надежде на то, что харь начнет-таки когда-нибудь катиться с верховьев. Пробарабанив часа два, прокляв свои новые болонки, и себя - рыбачишку - неумеху, я решил назавтра попытать счастья на спиннинг. Подойдя к повороту на базу, увидел «Ленд», увязший в каше дороги и, ковыряющихся с лебедкой троих человек. Оказалось - это хабаровчане приехали за харем на Уктур. Показав им место поворота на съезд к реке, я двинулся на базу и ничем полезным в этот день, больше себя не проявил.
Следующим утром, воодушевленный тем, что у меня большая куча оснастки, взяв спиннинг и катуху, стальные поводки, «сайгу», двинулся рыбачить почти что вприпрыжку. «Щас я вам! Хитро-скользкие вы мои!» - думал я, самодовольно улыбаясь.
Свернув к Уктуру, нахожу вчерашний хабаровский джип возле большой палатки, дымящийся костерок и немного хариусиных голов на таборе – свидетельство утренней трапезы. И тут я увидел стоящего в вейдерсах почти по-грудь в воде, рыбака, совершенно игнорирующего сильное течение. «Подошвы что ли свинцовые?» - подумалось.
Но не это удивило меня. Мало того что у рыбака была «универсальная» снасть, состоящая из спиннинга, с пришпандоренной к нему поплавковой снастью, но у него еще и поплавок сделан был из огромной балберы, с крашенной в красное «макушкой». При этом отгрузка снасти, как мне показалось, была обычной, не тяжелой. Я на Хогду, пока не отгрузил свой поплавок должным образом – ловил мало. Рыбка не могла его никак пересилить, накалывалась и сходила до подсечки.
Здесь же, можно было, не глядя на рыбака, сосчитать количество проводок в минуту, которые он сосредоточенно выполнял. «Чпок!» - огромный поплавок отлип от воды в конце проводки. «Шлёп!» - поплавок двинулся в очередной путь по течению.
В конце концов, эти пустые, относительно рыбы, «чпоки-шлёпы» мне наблюдать надоело, и я двинулся в путь, делать свою рыбалку.
Подойдя к месту схождения проток в единое русло, я обнаружил перспективное, на мой взгляд, место для блеснения. Но чтобы нормально обкидывать эту ямку, нужно было попасть на другой берег. После нескольких попыток, я оставил это занятие, так как течение уже по-пояс сбивало с ног, а я еще не преодолевал каждый раз и середины реки.
Побродив немного вдоль нее, я наконец увидел хороший чистый берег и большую яму, простирающуюся до другого берега, с различными глубинами. Сверху в нее втекала бурная уктурская струя.
Нацепив «тренировочную», старую и ржавую блесну, приноравливаюсь к различным забросам. После тренинга приступаю к ловле. Цепляю самую большую в моем арсенале «вращалку» «щучьего» размерчика (не силен в номерах блесен). Ловить, так сразу трофей! Фигли на мелочь время тратить? Целюсь «вон под ту» корягу, под противоположным берегом. Бросаю, пробую проводить в различных уровнях, меняя скорость вращения катушки. Подергиваю слегка, приостанавливаю. Короче говоря, совершаю различные конвульсивные движения, рыболовного, на мой взгляд, характера.
«Похоже, блесна великовата» - подумал я и цепляю на два размера меньше. Далее в ход пошла силиконовая рыбка с красным хвостиком. Она, зазывно – вкусно блестела в толще воды, спотыкалась, пританывала, вновь устремлялась вперед, но…
Даже не сопровождает! Некому сопровождать просто! И куда бы я ни бросал свою снасть, результат один и тот же!
Мимо меня, начали проходить на свой табор рыбаки – хабаровчане.
-Блесниш?
-Угу.
-Бросай! Мы вчера до вечера и сегодня с утра этим по всей речке занимались – ноль!
-А болонки?
-Подергали вчера немного на желтые мухи.
Изнутри, каны у парней выглядели скучно.
Лицо одного из них мне показалось знакомым, и я спросил, не «светится» ли он на хабаровских рыболовных сайтах? Оказалось, что нет.
Испробовал я весь арсенал, а заканчивал - мелкими блесенками различной расцветки, которыми ловил хариуса и ленка на Хогду, когда надоедал поплавок.
Плюнув Поде в его наглое рыло, я отправился домой.
6.Прогулка на верхнюю базу.
Хочу попросить прощения у читателей за малое количество фотографий сделанных мной во время поездки. Дело в том, что фотоаппарат у меня имеет аккумулятор, вместо круглых батареек, а пребывание без зарядки 20 дней, как раз и заставляло меня беречь его для «лучших» снимков и «интересных» событий. Мало того, с ректором уехала электростанция и, собираясь зарядить аккумулятор в последний момент, я это сделать забыл. Всего я сделал около восьмидесяти снимков, многие из которых не имеют никакой ценности для отчета. Поэтому, единственное, чем я могу скомпенсировать этот недостаток, – более живым и подробным изложением материала, стараясь разбудить воображение читателя.
Видит бог – я стараюсь!
Впитав в свой мозг володин рассказ о загадочной и комфортабельной верхней базе, представившейся мне в виде пятизвездочного горного отеля, не обремененный всевозможными обязательными нарядами на хозяйственные работы, решаюсь совершить десятикилометровую прогулку. Выспавшись как следует, в 10 часов утра начинаю свой путь. Дорогой предполагалась одновременная проверка моих семи капканов, а так же капканов Володи и Федоровича, поставленных ближе к базе, в случае их обнаружения мной. В первом капкане висела сойка - птичка, которой здесь не видно нигде, но она есть, прямо как о суслике в фильме «ДМБ». В третьем, захлопнулась несчастная белка – летяга. Большущие остекленевшие глаза.
«Милая! Ну зачем же тебе тухлятина? Грызла бы свои шишки еловые – жива была бы!».
Ан нет. Белки – стойкие любительницы падали.
Остальные капканы оказались девственно чисты. Нет соболюхи пока. Ни у меня нет, ни у Вовки. Времени уже много прошло. А будет ли вообще здесь соболь?
Капкан
Возле ключа Хребтовый, с видом на Пичье, закончилась знакомая, пройденная мной ранее, часть дороги.
Высоко в небе парил грозный хищник, погода была превосходная.
Далее, около трех километров, ничего существенного, нового, в характере леса не происходило. Все те же горельники, тот же подлесок, россыпи камней. В отдалении, справа под сопками, шумела перекатами река Южная-Быстрая. Дорога была ровной, твердой, через все ключики и ручьи были наведены добротные мостики.
Вскоре, широкий распадок начал постепенно сужаться, и как только я перешел Южную-Быструю по мосту, я вошел в сплошной елово – пихтовый лес. Сопки обступили меня со всех сторон и уже слева, под одной из них, ревела близкая горная река. Полное отсутствие лиственницы в этом лесу, несколько озадачило меня. Здесь уже лежал снег и вскоре я увидел следы двух человек, затянутых изморозью. Это ставили капканы, несколько дней назад, Владимир Иванович и Николай Федорович. Рядом тянулась «строчка» Кучума в колее проехавшего трелевочника.
Капканы тоже стояли не тронутыми. Через дорогу шел свежий след зайца, а кроме него были и старые.
Еще километра через два, за поворотом, открылась унылая картина бывшего верхнего склада. Обрезанные хлысты, куски круглой древесины, лежали в беспорядке длинными двухсотметровыми кучами двух-трехметровой высоты, а дорога, прижимаясь к сопке, шла вдоль этого нечеловеческого безобразия. «Как же не быть пожарам в тайге?» - подумалось.
Первое что я увидел при подходе к верхней базе, был щит, с указанием хозяина бывшей деляны – ООО «Ясень» и просьбой беречь лес от пожара. Налево уходила дорога в перевал на Окчо, а прямо, в далеке, красовался зеленый вагончик, у которого было всего два левых колеса, а правыми ступицами он был выставлен на чурки.
За ним виднелись строения, напоминающие какие-то овины, а вовсе не отель «Континенталь».
Однако, подойдя ближе и рассмотрев строения изнутри и снаружи, я взял свои мысли обратно.
Два брусяных, добротных строения – близнеца, были выполнены для четверых человек каждое, размером примерно 4х5м. Нары сделаны для каждого человека отдельно.
В помещениях нет ни грязи, ни гнилых шмоток – подметай и заезжай хоть сейчас. Одно зимовье несколько покосилось и в нем нет печной трубы, что вполне поправимо.
Бригадная столовая, размером примерно 4х6, позволяет отделить дощатыми перегородками две двуспальные комнаты от прихожей, для жилья. Материал для этого, соштабелирован здесь же на базе, включая и брус 150х150. Посреди столовой, размещена варочно-отопительная печь, размером с локомотив.
В 20 метрах, прямо у шумящего потока реки Южная-Быстрая, расположена довольно просторная баня. Она требует некоторых вложений труда, так как по трубе течет кровля. Кроме того ее необходимо протопить несколько раз для просушки стен и потолка, начавших покрываться белой древесной плесенью. Открыл дверь, хотя бы для проветривания, правда здесь явно минусовая температура.
Дров на базе напилено на пятилетку вперед, если жить тут целыми зимами. Если не хватит – милости просим, недалеко бывший верхний склад. На берегу реки – две грозди лимонника, с лианой, явно подрезанной еще лесорубами. Все это одето в темно-зеленые тона, которые дает густой еловый лес в узком распадке. Вобщем - лепота для отдыха души и тела.
Несколько омрачает впечатление то, что территория базы подпорчена гусеничной техникой.
На обратном пути любуюсь перевалом на Тумнин – хребтом Сихотэ-Алинь.
Осенью, без всяких лебедок и на одном мосту, можно ехать по дороге в перевал. Зимой, любая «Ямаха» или «Буран», домчит тебя до верхней базы в два счета.
Оглядев все это, присел на минутку в бане отдохнуть и понял, что когда идешь в перевал, то 10 км, идут за 15км равнинных. А казалось бы - дорога ровная! Топить печь не входило мои планы, я начал быстро замерзать, а значит – пора в обратный путь. К базе я подошел в 12ч 20мин, а уходил около 13-30.
В 15-20 я был на нижней базе в зимовье.
Обнаружив, что еще никто не пришел, я приступаю к чистке картофеля, разгоняю печь в зимовье, иду за водой. Таков у нас неписанный закон – кто первый, тот и в наряде по хозчасти.
Вскоре подходят усталые Володя и Федорович. Легкий вечерний накат, а утренних накатов и дневных, вовремя охоты нет. Ни один дурак не будет употреблять перед тем, как начать скакать по сопкам. Поэтому, «жидкость зеленого змия», обычно уносит посещение всякого рода гостей, расслабляя нашу дисциплину на время.
7.Последние гости. Мой отъезд.
Десятого ноября Федорович и Володя ушли на рыбалку. Вернувшись после обеда, они показал мне небольшой улов, в котором помимо хариусов и леночков, была вот эта рыба – пеструшка, в нескольких экземплярах. Не будучи ихтиологически – подкованным, я даже признал в ней карликового гольца, а то и кумжу.
В дальнейшем, переписываясь с Сергеичем и показав ему фото, я удивил его этим уловом в реке Уктур, так как ихтиологи считают пеструшку – мужскими карликовыми особями симы, не выходящими в море, но участвующими в нересте, как биологические страхователи этого вида лососевых. Но Уктур не впадает в море! Он находится в бассейне Амура и связан с морем по цепочке Уктур-Гур-Амур-Татарский пролив. Сима у нас в Амуре на нерест не идет. Задачка!
Ближайшие реки, подходящие пеструшке для обитания, находятся за основным, сихотэ-алиньским водоразделом, и это река Тумнин, и его приток Кема.
А значит, есть два варианта: или выводы ихтиологов, относительно пеструшки, неверны; или она периодически перепрыгивает из Тумнина в Уктур, проползая, во тьме ночей, через водораздел.
Мне лично - вторая версия больше по-душе, из-за своей красоты.
Около 16-00 пополудни, слышим звук мотора и на базу вваливается, такой знакомый нам, университетский Газ-66. Четверо человек, во главе с Сергеем Ивановичем – настоящим полковником и начальником военной кафедры, прибыли на трехдневную рыбалку.
Мало того, недалеко от поселка Уктур они добыли двух косачей и, привезли их к нам – охотникам. А у нас – лысо, как на коленке, с дичью! Мы даже рябчиков ни разу не видали за это время. Видели только в сопках наброды - огромные следы глухарей на брусничнике. Но только следы. Чтобы дойти туда пешком к раннему утру, нужно выходить поздно ночью и ломиться в такие сопки, что потом глухарем подавишься, если добудешь конечно.
Вобщем ущемили мужики наше самолюбие. Но выйти из машины и застрелить зазевавшихся косачей – не велика охотничья честь. Этой мыслью себя и успокоил.
Что поделать – щипаю, свежую, готовлю шурпу. В желудке и зобе, кроме камешков – брусника и ее листики. В последний момент, Володя добавляет в мое варево капусту и получается не то что бы борщ, но охотничий «кондёр».
Все несъедобные потрошки, головы, крылья, лапы мною любовно собраны в пакет и подвешены за печь – готовиться для приманки до состояния «вкуснятинки», как мы зовем эту смердящую гадость. Такие уж будни у нас.
Вечером было решено, что я вместе с университетской командой, 13 ноября выезжаю домой, а 27 ноября, организую выезд Володи и Николая Федоровича из тайги.
Сидеть и пожирать тушенку лишним ртом, мне теперь было не резон.
Начал падать крупный снег, чему мы очень обрадовались. Природа стелила в помощь охотникам чистый лист бумаги. Завтра, все начнется заново, с чистого листа. Что будет написано на нем в ближайшие дни, я узнаю только через две недели, которые уже теперь стоят у меня костью поперек горла, и я, жалею о своем отъезде.
Тайга – тянет ногайским арканом назад. Как там мои мужики? Уже, небось стали закоренелыми бородачами?
Но уж лучше добираться от базы до дома на машине, приведенной мною, чем врозь, с оружием, до поселка Уктур на лесовозах, а потом до 3-00 ночи ждать поезда в Комсомольск.
13 числа, собрав свои манатки, загрузившись в будку Газона, я уехал домой.
Окончание - после поездки 25-27 числа этого месяца.
О том, что от добра, добра не ищут.
1. Вперед. Неизвестной тропою.
«Была у зайки избушка лубяная, а у лисы – ледяная…»
Кому не известна эта сказка? Уверен, она известна даже детям!
Был у нас с Вовкой охотничий участок на севере Солнечного района.
Рыбы, как на Таити – во! Зверя – во! Соболя – во! Сметаны и колбасы с салом – во!
Короче говоря, как в том мультике про попугая Кешу. «А вы, разве небыли на Таити?»
Так мы с Владимиром Ивановичем Горынцевым там бывали…
И вдруг мой таежный учитель и командир – Вовка, говорит на третий год:
- «Ищи участок поближе, чтобы можно было на моем Уазке доехать, а не ходить, не клянчить вертолет у директора КНАПы или к местным не проситься в ГТТ».
Ну а чего мне – то дураку? Мне тоже не охота на ковер к директору по своим личным надобностям бегать за вертолетом.
«Фюрер» сказал искать – значит нужно искать. Выдавил я из себя свой «я-воль!», пожалел брошенный хороший участок и рванул искать новый.
И тут наш дорогой хантерсервисовец Витя (ГЕРМАН), мне в помощь, познакомил меня с ректором нашего Технического Университета - Шпилёвым Анатолием Михайловичем.
А я хоть и ранее его знал, но близко никогда не общался.
У него же, у ректора, был в управлении небольшой охотучасток, хотя охотников на нем и не было. Приезжала только его команда рыбаков, восновном с военной кафедры, для рыбалки на реке Уктур.
В их распоряжении, в пятидесяти метрах от лесовозной дороги, была база, состоящая из рубленного «в лапу» трехместного зимовья, укрытого полностью навесом, и двух брусяных вагончиков, один из которых предназначался под жилье, а последний под баню.
Особой достопримечательностью базы был, выстроенный военной кафедрой, настоящий, выбеленный боевой туалет с идеальной, армейской внутри чистотой.
Таким образом, заключив соответствующие договоры на поимку соболей, приобретя нужные лицензии на отстрел зверя у местного охотопользователя, мы изготовились к броску на новый, неизведанный участок.
Необходимые карты, кои я загодя скрупулезно изучил, мне прислал Леха (Мультик) и тот же Витя (ГЕРМАН), в чем я им премного благодарен.
Собираться, по причине затянувшейся безработицы, мне было тяжеловато. Однако побывав в Хабаровске в гостях у двоюродного брата, я умудрился приобрести две палки «Салмо» и всякие прибамбасики, для снаряжения двух красивых «болонок», в противовес тем, как попало сотворенным, «маховым», на которые мы ловили харя на Хогду.
Новые, разноцветные мухорьки от Витали, весомо дополнили рыбацкий комплект, вселяя уверенность в успехе. В моем распоряжении был и «спин» 2,9 м, телескоп, собирающийся в 400мм фигню, в чехол. Выбран он был, больше из удобных габаритных качеств. Минус – короткая ручка за катушкой – сороковкой, снаряженной полинитью 0,18, бесцеремонно снятой мной с моей фидерной летней снасти.
В куче со спиннингом были несколько десятков различного номера блесен, как вращалок, так и колебалок от Китая, до «Меппса – Циклопа», задаренный Якимовым Денисом Сергеевичем, по причине моего правильного ответа в его конкурсе. Один тандем, один силиконовый твистор, пару воблерков и еще какая-то хренотень со свинтопрульным аппаратом у головогруди, взятым, по совету моего знакомого. Вобщем у торпедовидной «типа блесны» перед головной частью находится вращающийся поясок, а на нем винт с лопастями, который создает бурунчик при проводке. Как эта снасть называется – я не знаю.
Приобретенная накануне отъезда «Сайга-20» в «охотварианте», имела в арсенале пять десятков патронов №5 на рябчика, а так же, любезно предоставленных Максимом (NoBody) десятка патронов 00 и десятка снаряженных им пуль «Темп» со стальным сердечником.
Был в моем арсенале и карабин СКС.
Для полного счастья, пожалуй, не хватало только тяжелого пулемета 38 калибра и двух десятков гранат, поскольку если бы мне удалось такое утащить с базы в горы, я бы глумливо раздавал пендали медведям прямо на берлогах.
Так, с миру по нитке, я и собрался в путь.
Наш отъезд был назначен на вторник 25 октября 2011 года.
А 24 числа весь наш незатейливый шмурдяк был любовно упакован в коробки, мешки и уложен, в присланный на Дземги ректором Газ-66, с военной, переделанной «под обитаемость» будкой.
На следующий день Мы в ожидании машины немножко "поволновались" перед дорогой в гараже,
а в 9-00 утра, нас забрали с вовкиного гаража уже налегке, с одним оружием, в составе: меня, Володи и Николая Федоровича с собакой Кучумом из породы лаек, и привезли к университету – месту старта на участок.
В 11-00 мы двинулись в путь.
67 километр хабаровской трассы от Комсомольска, поворот на трассу Снежный – Уктур – Высокогорная - Ванино, на которой я много раз бывал, но только до речки Борхи Тонкая (17км), где мы проводили время на построенном нами зимовье. Дорога идет параллельно ЖД на Советскую Гавань, и частично параллельно реке Гур, она же Хунгари ( ну Венгрия прямо-таки).
Перед поселком Снежный, на повороте, останавливаемся и заходим в придорожную кафешку, с приятным названием «Женечка».
Короткий перекус и в перевалы. Дорога - на удивление широкая и вышколенная, ухоженная. Все-таки она – альтернатива шпортовской дороги Лидога – Ванино, где фактически безлюдье и нет населенных пунктов, что не скажешь про ту, по которой едем мы. Только на 37 – километровом отрезке Снежный – Уктур, находятся пос. Гурское и станция Почепта.
2.Мои напарники.
Та самая Почепта, на которую свалились с гор 13 лет назад Володя и Николай Федорович, в декабре месяце, со своего участка на реке Окчо, в результате 50-ти километрового, десятичасового, изнуряющего марш-броска.
После моих 35-километровых зимних пробежек в полуголом состоянии при -28 градусах мороза, представляю этот «полтинник» с содроганием души. Когда садишься дома в горячую ванну и у тебя начинают медленно «всплывать» ногти с пальцев ног – бр-р-р!. Жуть!
Сильные мужики мои напарники. И я, впоследствии, с удовольствием убеждался в этом вновь и вновь. Сильные, как два грузовых «тяжа».
Первый - Горынцев Владимир Иванович - кряжистый, невысокого роста, донской казачина с черными, чуть раскосыми глазами, даже смотреть в которые и тем более врать, сможет не всякий.
И в жилах его, явно текут благородные, татаро-монгольские, а может и древние булгарские или кыпчако - команские крови.
В его 55 юных лет, жажда постоянной деятельности, движения, сочетается с необыкновенной силой воли. Именно про таких людей говорят: «За ним – как за каменной стеной». Трудно сходится Володя с незнакомыми людьми, жизнь сделала его недоверчивым и несколько грубым, жестким ко всем проявлениям неправды, или даже кажущейся ему неправды. Часто, после первого с ним разговора, люди в дальнейшем шарахались от него при встрече, так и не поняв его внутреннего мира.
Поскольку, когда Володя имеет ввиду сказать: «Вот здесь я с Вами не согласен!», то говорит: «Ну, ты, кончай дурака тут валять!» и т.д., со всеми вытекающими конфликтными ситуациями (рукоприкладство в ситуации не входит, только «отжиг глаголом»).
Нет в нем места ни для политиканского сюсюканья, ни, для даже намека, на заискивание перед другими. Все рубится с плеча, как татарской шашкой.
У Владимира Ивановича очень развита интуиция от природы. Не раз, беседуя с ним в тайге на исторические и другие темы, я поражался его выводам, неожиданно точным и поразительно глубоким, сделанным на основании того скудного материала, который я сообщал ему в беседе.
Все это, как-то уживается в нем с природной застенчивостью, стеснительностью и невероятной, какой-то детской, ранимостью.
Отца у Володи не было, и воспитывался он матерью, которую всю свою жизнь боготворит.
Но зато, если уж сошелся с кем Вовка, поверил кому, то это на всю жизнь. Только не предавай его - никогда не простит!
Работает Володя на водном транспорте КнААПО, квалификация – капитан.
Его промысловый охотничий стаж, составляет 35 лет. А охотиться он начал с 17 лет.
Второй - Жидоморов Николай Федорович – шутит, что с такой фамилией может ездить в Израиль без визы хоть ежедневно. Сухой, но крепкий, невысокий человек, с добрейшим в мире характером.
Ему уже под 60, что совсем не скажешь, глядя на его внешность, трудолюбие и подвижность. В каждой черте его лица, да и в каждом его поступке, сквозит доброта, забота о нас с Вовкой и терпение.
Он и оружия в тайге никогда не носил и не носит. В его таежной жизни был перерыв более 10 лет.
Николай Федорович – профессиональный водитель, в системе Газпрома.
Оба моих компаньона уже щеголяют сединой своих волос.
Теперь мы трясемся в будке Газ-66 и дорогой балагурим себе, предвкушая, что и как, чем в первую очередь, чем во вторую, мы будем заниматься по приезду на место.
Кучум, в обсуждениях этих не участвует, спит себе собака, свернувшись на лавке.
Он уже пожилой пес, и ему 9 лет. Он никогда не был в тайге, зверя не грыз, и даже не нюхал ни разу. Несколько не повезло Кучуму и с рождением.
3.Кучум, он же – наша собака.
Ощенила Нурка - мамка его, на 12 году своей жизни, да и околела вскоре от старости. Не хватило ей всех ее старых сучьих сил, чтобы нормально выносить щенков. От того-то, у Кучума зубов полпасти нет. Просто не выросли сменные зубы все. Как не корректировали ему кальций и уголек в щенячью его бытность, как не давали творожок, да мел, витаминчики всякие, а все равно не выросли и все тут.
Как и его хозяин, любит людей Кучумка, или «Кучер», как иногда зовет его Федорыч.
Кобелей только других терпеть не может, кусает и рвет их всеми, имеющимися в наличие, зубами.
Кроме всех этих «достоинств» есть у Кучума и еще одно.
Кучум - собака телегон.
Давно нет на свете вовкиного Урмана – длинноногого и широкогрудого зверового кобеля, работавшего по сохатому и медведю на Окчо, Писуе и Кольдке вместе с малорослой бесстыдницей Нуркой, обожавшей прокусывать шкуру соболюшкам насквозь своими клыками – иголками.
Ругаема и даже бита была Нурка за это многажды, но слишком сладка, видать, была месть за укусы соболиные, точные и молниеносные, как удар шершня, в морду собачью.
Были и родословные у Урмана и Нурки, в которых общих дальних или ближних родственников за ними не числилось. И мастями и подвидами лаек они были разными.
Жили и работали они, по словам их хозяев – моих напарников, как брат с сестрой – ни-ни!
Отгоняла Нурка Урмаху от себя во время течек. В отместку, наверное, за то, что охранял Урман от нее мясо добытого зверя и ни кусочка стырить не давал. А уж как она окольными путями, да потайными тропками, по-лисьи, пыталась до вожделенного добраться! Но неизменно, прокравшись к заснеженному схрону, обнаруживала она уже сидящего на мясе Урмана, который и себе воровства не позволял и Нурку от греха берег ревностно. Тихий, но грозный рык Урмана и Нурка, поджавши хвост и опустив голову, бредет, несолоно хлебавши, в свою будку к зимовью.
И уж где Урман «уговорил» Нурку, в какой тайге, то ли на Писуе - реке, то ли на Кольдке, а то ли на Окчо, никто теперь и не знает. Да и щенков от того «уговора» не было, может молода еще слишком Нурка была – как знать. А только щенилась она потом всю свою жизнь не от Урмана, а от других кобелей, другой масти.
И вот, в свой последний в жизни помет, приносит она Федоровичу подарок – щенка Кучума, как две капли воды похожего на Урмаху!
А Урмана уже несколько лет как не было на свете.
Вовка как увидал в первый раз копию Урмана своего – прослезился даже.
Не дотянул Кучум своей статью до Урмана – сказалась слабость его в щенячестве, но все равно очень уж похож. Глаза у Кучума глубокие и добрые, совсем не волчьи глаза. С хитринкой во взгляде, доставшимся от Нурки – плутовки.
Знают кинологи, работающие с собачьим племенем про телегонию эту.
И если самая породистая сука, для племени выведенная, повязалась случайно первый раз с неплеменным кобелем, то выбраковывается она навсегда из племенной работы. Так как «записал» этот первый кобель информацию свою неблагородную на всех, без исключения, последующих яйцеклетках суки этой, осквернив ее королевскую кровь на все поколения вперед. И ставят тогда заводчики на суке крест жирный, крест пожизненный.
4. Телегония.
И для людей, сей закон природы справедлив, потому-то у девушки метка распознавательная специальная имеется – богом только для людского племени созданная. Да таит наука правду, воизбежании якобы скандалов. Пусть уж лучше скрещиваются недолюдишки как хотят, по-свински, так всем спокойнее вроде как. Так и живем нынче – звериным образом, а не по кону веков дедовскому, мудрому. А еще точнее - не по божескому. Сокрушаемся только, от чего все летит к чертям, куда мы катимся? А детей своих научить ничему правильному не умеем, из-за невежества собственного.
Древние люди хорошо знали про телегонию. Например, в иудейской Торе и христианском Ветхом Завете есть прямое указание на это знание.
5.Вот и приехали.
Да простят меня уважаемые читатели за флуд, оффтоп, и что там еще бывает? Троллинг кажется? Прямо как на рыбалке, понимаешь ли.
Давайте же скорее продолжим ехать на зимовье.
Перед въездом в Уктур, есть станция АЗС, не доезжая до которой, мы и повернули влево на лесную дорогу. Теперь до места прибытия осталось всего 42 километра.
Дорога обрадовала опрятностью и твердостью грунта. Местами, она скорее была похоже на аллею, в каком-то большом парке, нежели на лесную дорогу в верховья Уктура.
Правда не всегда все было так гладко.
Вскоре слева показались кладбищенские кресты, а чуть позже справа - уктурская помойка, что соответствовало, нанесенным для меня на карту, ориентирам. Навигатора я с собой не ношу, поэтому, ориентируясь по одометру автомобиля, с курвиметром в руках, (я перебрался в кабину КамАЗа - 4310, болотохода), наношу характерные точки на карту, для дальнейшего прочерчивания дороги. Пусть и не с большой точностью, но я с этим справился. Вскоре показались белые гольцы гор, одна из которых называется г. Пичье, высотой 1356м, по Балтике, только я еще не знал какая именно.
И, наконец, мы приблизились к переправе через реку Уктур. Мост через протоку был цел, но через основное русло мост был смыт августовским половодьем и мы об этом знали. На несмытом мосту стояла Тойота-Сурф, с поднятым «в небо» клиренсом, хозяева где-то рыбачили.
Мы вышли осмотреть брод. Ничего существенного и неприятного под нашим берегом мы не обнаружили, но вот на выходе дороги на другой берег…
Там стремнина, с бешеным течением, явно указывающая на большущую яму.
Первым пошел Газ-66, затем наш КамАЗ. Нужно было проехать посредине реки, по отмели, вверх по течению некоторое расстояние, затем преодолеть стремнину с ямой и выйти на дорогу на противоположном берегу. Как начальник транспортной службы универа Михаил Николаевич вырвал «шишарик» из этой ямы на берег мне увидеть не удалось – водители профи соблюдали безопасную дистанцию. Снять сам процесс переправы, я тоже не смог, так как поступила команда «Фотоаппарат в чехол! Держись!». В последний момент, при подходе к яме, мы увидели бегущего из Газ-66 к берегу Михаила Николаевича, который делал горизонтальные движения ребром ладони поперек шеи, показывая глубину перед его берегом. Дальше было «Ух!» и наш КамАЗ нырнул по стекло в этот арык, наполненный бурлящей водой. Но болотоход – есть болотоход. Спокойно надавив педаль акселератора, толкнув автомобиль двумя задними мостами, Михаил Геннадьевич (водитель КамАЗа), без особого напряжения вывел машину на берег.
После успешной переправы, преодолев еще восемь километров дороги, местами расхлюпаной в няшу, мы подъехали к базе и даже сумели подняться на саму территорию на машинах.
Часть II.
В которой мы знакомились с обитателями базы и их бытом, а так же хотели поймать «харя» в реке Уктур, а поймали рыжего и пушистого «хоря».
1.«Избушка, избушка, поворотись к лесу задом, а ко мне передом…».
Фу-у! Поворачивайся обратно!
(Далее следует устройство быта, обычно не описываемое в отчетах про скоротечные рыбалки и охоты, но в нашем случае, при заброске на срок более месяца, тема для меня представляется весьма важной. Кому не интересно – не читать).
База сразу же поразила нас своей неухоженностью (кроме туалета).
Понятно, что ректору заниматься благоустройством некогда, он и так многое сделал касаемо решений организационных вопросов. Появляется он здесь урывками, так как времени у него нет совсем. Но ведь туда с ним, и без него, приезжает довольно много народу. На вопрос к представителям его «свиты», был получен ответ: «А нам пофиг, мы здесь не живем, приехали и уехали, а здесь – хоть трава не расти!».
Выросла! Да такая травища, что шагу ступить нельзя! К зимовью не пробиться сквозь эту траву и колючие побеги малинника.
В 20-ти метрах от рубленого зимовья, находится ручей. Поразительно, но рядом с местом забора питьевой воды, в трех метрах расположена помойка!
Слава богу, туалет, находящийся тоже рядом с ручьем, построен ниже по течению.
Зимовье, которое нам предложили занять, довольно старое, но добре срубленное. Видно, что некоторые из бревен сруба менялись гораздо позже. Над всем зимовьем и прилегающей к фасаду территорией выполнен двускатный, добротный и крепкий навес – «свита» - таки весьма способна к созиданию.
Выполнен этот лубок для троих жильцов. Слева от входа, нарцы для одного, справа для двоих, между ними расположен длинный стол.
В зимовье – сверкающий срач!
Один из «свиты», сказал, что у них здесь столовая!!!
Вот как она выглядела:
На нарах лежала неприбранная постель на ватных матрасах, подушки, одеяла. Все это было жутко обгажено мышами, воняло затхлым тленом ваты и гниющего тряпья.
Никому и в голову не пришло законсервировать матрасы и постель на время летнего отсутствия. Туго свернув и упаковав в полиэтилен, подвесить все это под навес. Это ведь занимает времени всего пятнадцать минут!
Два окна, заставлены всякой ненужной в зимовье утварью и неимоверным количеством малофункциональной в тайге посуды (например, рюмки на ножках всех размеров, в том числе и из хрусталя!). Угловые полки, расположенные в двух углах помещения – диагноз тот же.
На полу под нарами стояли: эмалированные баки, тазы, железные чашки для кормления слонов или гиппопотамов. Почти все они были проржавевшие и дырявые. Все это было обильно сдобрено россыпью алюминиевых ложек, половников, дуршлагов и шумовок.
Впервые в жизни, а грабили нас «металлисты» на Борхах не раз, взываю к ним с праведной молитвой: «Придите! Разгребите, братишки! Тонем в ржавом железе!».
Ну, вобщем столовая – она и есть! Но в стиле.
Под навесом на улице, справа, устроен удобный стеллаж, на котором тема столовой продолжается все теми же дырявыми баками, тазами и супермисками, с добавлением раздолбаных (наверное в гневе) чайников и различных фельдеперистых кофеварок, баксов за 300 каждая.
Скажу сразу. Никто из «свиты» участие в этом «устройстве быта» не принимал.
Был тут один человек, числившийся охотником, с интеллигентной наружностью в городе.
Накрахмаленная рубашка, дорогой галстук с хорошим же костюмом, приятное холеное лицо с короткой бородкой.
Забегая вперед, добавлю, что в тайге следов его охоты мы не обнаружили, да и соболей до нас никто охотопользователю не сдавал. Правда, возле зимовья, на дереве, на веревочках болтались две заячьи лапы, красноречиво вопящие о том, что здесь жил настоящий охотник.
Ему же принадлежала идея создания помойки возле питьевого ручья.
Довольные добротным зимовьем, мы приступили к уборке и переделке всего и вся «под себя». Не буду особо вдаваться в подробности, скажу лишь, что на это у нас ушло два с половиной дня.
На вновь сделанные полки легли: три миски для супа, три стакана, три кружки под чай. Заварник и дежурный чайник встали на печь. Импровизированный подстаканник из «полторашки», прибитый к стене возле полки, принял в себя три столовых ложки, три вилки, открывалку и чайную ложку.
Между печью и дверью на стене повис ручной умывальник. На нижней, вновь сотворенной полке расположилась двухкомфорочная газовая плита. Большой газовый баллон, закатившись в зимовье, встал солдатом под эту полку, достав шлангом до штуцера плиты. Рядом с ним, не мешая проходу, расположился фанерный ящик с плотной крышкой под овощи.
Все что не должно мерзнуть – аккуратно в коробках под нарами. Все что должно мерзнуть – в железных шкафах, прибитых к стене фасада с улицы. Стены вдоль нар, до груди, обиты свежим и чистым гофрокартоном. Весь личный мягкий шмурдяк – кыш из зимовья на стеллаж под навесом. На угловой дальней полке - только документы, карты, личные фонари, деньги, ключи от квартир. Под большими нарами - обитое гофрокартоном место Кучума. Наши матрасы с постелью, заправлены поверх одеял покрывалами.
Периметр зимовья вычищен, вырублен лопатами от травы и кустарника. Параша собрана на территории и последняя выскоблена от бычков и заразы всякой. Устроена куча старого мусора, которая безжалостно сожжена. Напилены и сложены под навес два куба дров.
Все!
-Ходи - как говорит Владимир Иванович - попердывай!
2.Ура! Мы идем на рыбалку!
И все-таки в третий день после обеда, мы с Федорычем не выдерживаем и идем на разведку боем на Уктур. Володя едет в машине с Анатолием Михайловичем, посмотреть и испробовать ловчие плесы.
Спустившись к Уктуру, после получасового поиска, обнаруживаем залив. Туда мы и залезли впервые, дабы обловить боковую границу течения. Федорович становиться чуть выше меня и начали. Примерно минут пятнадцать клева не было, а я, усиленно топоча, мучу поток ногами. Самонадеянно взял с собой только жирную муху «морковку», поводок у моей болонки всего один.
Поплавок как-то мгновенно принырнул и поплыл дальше. Еще несколько проводок без нырков. Опять нырок. Впечатление, что крючком цепляю за камни. Но поплавок - то ныряет ровно, а не под углом от течения. На всякий случай, чуть поправляю глубину. Опять нырок, на который на этот раз реагирую. Что за черт? На крючке болтается хариус 120-150мм.
Разглядываю его и отпускаю. Понимаю, что различия два. Во-первых, я не знал, что характер поклевки харя, может быть «чебаковым», когда ловишь чебака на тесто: вместо поводки - мгновенный удар, не успел – досвидания! На Хогду всегда харь давал уверенную, секундную поводку, и давил поплавок до талого. Тут - фигушки!
Во-вторых, хариус-то другой! Рыльце-то остренькое, а не туповато-скругленное, как на баджальских реках! Дальше начались сплошные сходы, рыба клевала неуверенно. Возможно, сказывалась хмурящаяся погода. А легкий, предваряющий рыбалку «накат» реакции не добавил.
Из десяти сходов одна засечка и опять мелочь. Вновь отпускаю малорослика.
Эх, где же ты, Хогду – река родная? С твоей перестойной тайгой дремучей и диким хариусиным жором?
Уктур, с его глубинами и быстрым течением, показался мне грозной рекой, после Хогду, и переходить его вброд, нахрапом, я бы не решился.
Угрюмые гранитные интрузии, торчащие из прибрежных сопок в виде причудливых каменных утесов, нависли над Уктуром, вселяя священные «фобос» и «деймос» в городскую мою, мелкую душонку.
А нам ведь нужно хапнуть!
У нас именно тот случай, когда хапнуть, просто необходимо!
Впереди постановка капканов и поэтому наша охота всегда начинается с горной рыбалки. А капкан без приманки – кусок напряженного железа, к тому же соболь очень любит тухленьким хариузочком закусить, ну после рябчика конечно.
А возить из дома приманку, нам никогда и в голову не приходило. Всегда и все давала «девочка» - красавица тайга.
Продолжаю ловить и ощущаю симптомы своей «любимой хронической болезни», преследующей меня многие годы.
Все вейдерсы, которые я покупал когда – либо, все до одного непременно текли! Причем независимо, новые они или старые. В дальнейшем высушив и промазав швы каким-то прозрачным и злым клеем, я получил на следующей рыбалке тот же результат. Впечатление такое, что вода просто проходит сквозь сплошную резину!
Вот и теперь, проклятые ледяные змейки, начинают проникать в оба сапога.
Сколько раз зарекался себе не экономить на экипировке – не помогло ни разу.
Выхожу на берег и понимаю, что можно и не мутить, поклевок это не добавляет.
Еще через полчаса – час этих мучений, поймав третьего хариуса, размерами менее чем два предыдущих, оставив его в кане, сматываю удочку. Зову Федоровича – у него три штуки на два желтых мухоря. Всего один из хариусов имеет приличествующие промыслу размеры. Он никого не отпускал. Снимаю свою «Сайгу» с прибрежного дерева и мы трогаемся в обратный путь.
И уж не знаю, как я был обязан написать заголовок этого отчета, через «А» как написал, или через маленькую «о» во втором слове.
3. За вечерней ухой.
Худо, бедно ли, но вся ректорская команда в этот день поднапыжилась и выстрадала-таки необходимое количество хариуса для приготовления ухи, которым и занялся Владимир Иванович.
При этом часть команды, под вечер, уехала к броду и мостам на Газ-66, чтобы непосредственно с утра, начать ловлю. Это последнее обстоятельство, неожиданно благотворно повлияло на наваристость нашей ухи, так как котелок был уменьшен вдвое.
Там, на переправе, Михаил Николаевич впервые не справился с управлением Газ-66 и тот, ухнув в воспетую мной ранее яму, вовремя не вышел на отмель. Зад машины понесло по течению и ее пришлось глушить. Чтобы вытащить ее КамАЗом, необходимо было зацепить трос в воде. И Михаил Николаевич с радостью отдался прохладным струям уктурского потока, так как нет ничего приятнее, чем искупаться в горной реке 26 октября (знаю не понаслышке).
Вечеряя ухой за столами, под навесом у зимовья, разговорились с ректором университета КнАГТУ, доктором технических наук, профессором Шпилёвым Анатолием Михайловичем. Человеком азартным, в своем деле. Разговоры шли относительно дальнейшей организации нашей охоты, о рыбалке, о том, что клюет нынче плохо, что вода в Уктуре большая, рыба не катится, и стоит ли надеяться на улучшения. Михалыч немного рассказал о себе и универе, в котором я когда-то знал каждого преподавателя, да и сейчас знаю многих. Я выяснил для себя, что для него гуманитарные науки интересны только в рамках расширения кругозора. Поэтому темами, «зацепившими» нас обоих, были новейшие научные разработки в области механики: «зубчато-волновое зацепление» и «предварительно незакрученные торсионы с эксцентриситетом осей» . Я задал ему несколько вопросов по этим темам и получил вполне исчерпывающие ответы. Еще немного поговорив, мы разошлись спать, я - в «наше» зимовье, в котором уже почивали напарники, а ректор - в баню, временно функционировавшую как жилое помещение.
Еще через два дня рыбалки, по наступлению воскресения 30.10.20011г, ректор и его команда загрузивши свои вещи в машины, отбыли в город – герой Комсомольск-на-Амуре.
У ректора закончились отгулы, и мы остались втроем + собака.
Часть III. Охота – форева!
В которой мы ходили искать лес, так как соболя водятся исключительно в лесу, но нашли не сразу. О нашем гостеприимстве. О том, как мы применяли дедуктивный метод к изучению «полтергейста» в зимовье.
1. Первая разведка.
Все время пребывания на базе ректора, кобели Кучум и ректорский Умка, постоянно дрались. Однажды, спущенный с привязи на ночь Умка, караулил до утра, когда же из нашего зимовья выйдет «до ветру» Кучум и устроил ему показательную порку. Несколько растаскиваний их от драки, привело к покусанным рукам «миротворцев».
Еще за день до отъезда «большой команды», мы с охотниками решили сходить осмотреть места для постановки капканов.
В субботу, ректорская свита, увидела что Умка – сильный кобель средних лет, изжелта-белой масти, вовсе не собирается с ними на рыбалку, а крутится возле меня и моего карабина, выказывая желание идти со мной в лес. В это утро Володя и Федорович уже с рассветом, вломились прямо от базы в частокол березок, ольхи и кустарника, и пошли вверх по распадку «для прииску ловчих мест». Мы с Умкой топали в другой распадок, поднимаясь по лесной дороге в перевал, вдоль реки Южная-Быстрая. Я взял с собой 10 комплектов снаряги для постановки капканов и немного приманки из пропавшей рыбы.
Был «чернотроп» и места для постановки выбрать было нелегко. Я крутил головой во все стороны, заходя от дороги в ельники, оглядывал пятачки снега, сохранившиеся в тени, надеясь увидеть былое присутствие соболей. Тщетно.
Надо сказать о характере леса в том районе. Леса как такового нет, а на месте почти сплошных горельников, состоящих из первичной поросли березы, ильма, ольхи, кое-где выделяются скудные куртины ельника, перемежаемые пихтой и невысокой листвиницей.
Поскольку следов и помета я нигде не обнаружил, оставалось ставить капканы по вторичным признакам. Куртина «зеленки», спускающаяся «мыс» с сопки, ключ в ельнике с каменистыми россыпями, подходящий берег речки и т.д.
Пройдя около пяти километров вверх и приметив места, подходящие, на мой взгляд, для ловли, я остановился и залюбовался величием перевальных пиков на реку Окчо.
Левая от меня – гора Пичье, имела форму какого-то диковинного зверя с продолговатым острым хребтом, лежащего на животе. Голова была увенчана острым клобуком, торчащим в облака. Правее, еще один такой же острый рог горы Каменный Тур. С этой последней горы, брал свое начало ключ Хребтовый, который по мощности водостока мог сравниться с речкой Южной-Быстрой.
До начала подъема в эту красоту было, на мой взгляд, полтора – два километра и я решил пройтись до уреза снегов, попытать счастья увидеть следы там.
Гора Пичье.
ключ Хребтовый
Пройдя две - три сотни метров, я обнаружил что Умка, до этого шествовавший или впереди меня, или обнюхивавший что-то сбоку, со мной рядом не идет. Это нормально для лайки, которая в поиске идет большими спиралями, то впереди, то слева или справа, но я собаку не знал и остановился, подзывая ее голосом. Умка не подходил на мой зов. Я решил чуть вернуться и увидел издали, что собака сидит на дороге в том месте, где я начал уходить в широкую долину ключа Хребтовый. Мои попытки пригласить ее за собою в лес, а так же прогнать домой, ни к чему не привели – собака сидела как вкопанная. Законно усомнившись в том, что он найдет дорогу домой, решаю отложить поход и возвращаться обратным порядком, развешивая капканы возле мест, заранее выбранных мною. Времени на немедленную их постановку, почти не осталось.
Вскоре я понял причину отказа собаки идти дальше. Умка, фактически, шел «на цыпочках». Лайки, которых содержат в квартирах, после первых лесных походов, более или менее продолжительных, долго зализывают подушки сбитых лап, уже на отдыхе. Пока подушки огрубеют в тайге, может пройти около недели. В данном случае, дорога была устлана мельчайшим, острым конгломератом, постепенно распадающимся на эту фракцию из более крупной, в результате действия талых вод.
Самым пагубным для собачьих лап, бывает выход, после преодоления брода, на раскаленные морозом прибрежные камни, где неогрубевшая кожица мгновенно примерзает и сильно травмируется при дальнейшем движении.
Старые следы изюбря с угловатыми копытами, след лосихи с сеголетком и, довольно недавний, след крупного самца – вот и все, что порадовало меня в походе, не считая следов енота, так удививших меня в этой горной местности.
Странно, но при наличие вполне приличных кормовых и «обиталищных» мест для рябчика, сей драгоценной, для капканной охоты птички, я в походе не встретил.
Увидел только синиц, свиристелей, желну - улыбнулся прошлому. Вспомнился Валерий Трофимович Рахвалов, наш третий с Вовкой компаньон, по последнему заезду на реку Хогду. Я звал его про себя «главным орнитологом», и было за что. Все птички меньше рябчика у него входят в один отряд, с общим названием «пиздрики».
-Валера, рябчики? Чего не стрелял?
-Да нее – пиздрики были!
Развесив девять капканов и, не найдя достойного места для десятого, мы с Умкой вернулись на базу около 15-00 пополудни.
Через день, показываю «достижения» своей разведки Володе и Николаю. Некоторая корректура мною выбранных мест, и дано добро на установку 9-ти вспомогательных капканов недалеко от дороги. Поднявшись до долины ключа Хребтовый, с видом на Пичье, мои спутники без зазрения совести вваливаются туда, куда я не попал на промысел, благодаря упрямству Умки. Ну, спорить с «фюрером» нет резона, тем более он сделает все гораздо лучше меня, а дело у нас - общее. Я иду в обратный путь махать топором, кусать плоскогубцами, наживлять приманки и делать все то, что полагается при промысловой охоте на соболя.
Из-за своей природной неспешности, ставлю в этот день всего 4 капкана, тогда как мои спутники вдвоем ставят 8 – 12, в зависимости от обстоятельств.
Еще вчера была поставлена задача – искать рябчиков или идти на рыбалку, так как наши запасы приманки скудели с каждым днем, а пополнения фактически не происходило.
Поэтому, закончив постановку части капканов, я решил прочесать лес между дорогой, при которой стоит база и р.Уктур.
Вдоль ручья, текущего через дорогу я и пошел попытать счастья в охоте на лесных курочек. Ручей вскоре принял заболоченный характер и на нем росли всевозможные хвощи и плауны. Бросив его и поднявшись на полку, поросшую березками, перемежающимися полянами, поросшими густым и вязким багульником, я продолжил двигаться к Уктуру. Справа от меня осталась речка Южная – Быстрая, к «титулам» которой я добавил бы «Перекатисто – Камнистая», по причине необузданного стремительного течения, а где-то слева, текла, невидимая пока, речка Хребтовая, которая поила базу из своей проточки.
Обе реки обтекали полку, по которой я шел, с разных сторон и впадали в Уктур недалеко друг от друга так, что я нашел место, на котором слышно было одну из речек, но стоило сделать десяток шагов, как звук предыдущей пропадал, и слышалась другая из них. Примерно через километр, я подошел к краю полки и увидел Уктур, дробящийся на проточки далеко внизу. Спуск к реке был крайне отвесным и длинным. Пойдя вдоль края полки и скруглив путь, я обнаружил довольно разветвленную сеть тропинок с рыбацкими следами на них и вышел на дорогу прямо к повороту на базу.
Полка поразила меня своим пустынным, во всех отношениях, образом. Ни следов зверей, ни птиц, я не обнаружил.
Предпринятая на следующий день рыбалка с раннего утра, принесла мне пяток скромных хариусов до обеда, а Федоровичу около десятка. Мы и тем были довольны - появилась приманка и даже несколько достойных экземпляров легли с солью в шестилитровую пластиковую банку.
2.Гости.
Нас ненадолго забыла цивилизация и буквально через два – три дня, по убытию ректора, вечером, я увидел приближающиеся со стороны дороги к зимовью, два огонька налобных фонаря.
Оказывается, приехал наш сосед и брат хозяина лесорубного дела в этом районе, для знакомства с нами. Ставлю на стол водку, режу холодные закуски, предлагаю разогреть борщ. Начали знакомиться и разговаривать на тему охоты. Восновном говорил Николай - наш гость, а от нас - Володя, которые видели и знают гораздо больше, чем мы с Федоровичем. Поэтому я, Федорович, а с нами и усатый спутник Николая почтительно молчали и слушали «бывалых».
Проведя у нас за разговором около двух часов, гости направились к себе на участок и я, передал через них привет Вите (Герману), в гости к которому я хотел непременно съездить.
Видимо, наше обычное гостеприимство отдалось эхом в лесных распадках, громыхнуло по уктурским весям и урманам.
И, через два дня, примерно к 11 ночи имеем новую делегацию. Надо сказать, что к тому времени, не довольствуясь узкой шконкой в трехместном зимовье, я перебрался в баню, в которой перед этим ночевал ректор с компанией рыбаков.
Компаньоны мои уже спали, а ко мне в баню постучались новые гости.
Их оказалось четверо, один из них – молодой, уже бывал на базе «в ректорское» время, но за большим количеством народа я познакомился с ним только теперь. На этот раз приехал Вячеслав – сын хозяина частной лесозаготовки. Прием я им оказал тоже вполне достойный, и мы повели долгий разговор под водочку о том, о сем, из которого я узнал от Славы много нового и нам полезного для охоты.
В частности он рассказал о, брошенной в тайге, бывшей лесорубной базе, находящейся в 10 километрах по той самой дороге, по которой я ставил свои капканы.
На вопрос, можем ли мы использовать эту базу под охоту или отдых, он ответил утвердительно. Кроме того он сказал, что еще до базы начинается зона зеленого леса, а дорога продолжается до перевала на Окчо, с которого видны река Амур и поселки Средняя Тамбовка и Нижние Халбы. С этого перевала есть уверенная сотовая связь, что меня немало удивило, и я решил там побывать.
Утром гости, достав уже свой «черпачек» и опростав его, удалились, предлагая мне ехать с ними в гости к ГЕРМАНУ, но я опять оказался повязан делами. Жаль.
Со времени отбытия ректорской бригады и последних гостей, мы уже уверенно перешли с водки на разбавленный спирт – наш последний стратегический запас.
3.«Полтергейст» в действии.
В эту ночь пребывания гостей на базе, произошло одно событие, озаботившее вначале нас своей необъяснимостью.
Под утро, в зимовье, в котором спал Володя и Николай Федорович, раздался сильный хлопок.
- Федорыч, ты штоль стрелял?
- Че ж я, дурень что ли?
- Странно!
Оставалось одно: под нарами, от тяжелой собачьей жизни застрелился Кучум.
Однако и он через минуту, высунул морду из под нар, колотя по ним хвостом от счастья, что все проснулись.
Да и оружия-то в зимовье нет – все на улице.
Зажгли керосиновые лампы, стали разбираться.
Что за черт? Оказалось, что взорвался володин пустой стакан, стоящий на верхней полке. Один из трех. Наши с Федоровичем стаканы, стоящие рядом, уцелели.
- Ну и что ты думаешь по этому поводу, университетский ты наш умник? – трунил утром надо мной Владимир Иванович.
- А думаю я, что тебе вообще больше пить нефиг – Подя запретил! – отшучивался я, чтобы не ударить в грязь лицом.
На самом же деле я крепко, по-виннипуховски чесал в затылке: «Ну, остаточные напряжения на ребрах стекла, ну и что, а где провоцирующая сила? Прямого механического воздействия ведь нет? Черт – задачка!».
Утром, мои напарники, поручив мне расследовать этот «криминал», сварить обед и нарыбачить много рыбы, отправились «вздрючивать» район сопки Гурмасо.
В противном случае, если я не объясню этот «полтергейст», они пригрозили вырезать личину Поди на ближайшем к зимовью столбе. И мне показалось, что они заявили об этом вполне серьезно.
Перспектива немедленно впасть в язычество, меня конечно забавляла.
Представил Горынцева, камлающего и завывающего вокруг кумира Поди, бьющего поварешкой в свой банный таз вместо бубна. А так же Федоровича, подносящего ему спиртягу для транса, мажущего губы Поди салом и спиртом – расхохотался.
Нет, ну кроме шуток! XXI век же на дворе, думай «федя», думай!
Пока готовил рыбный суп из самодельных консервов, привезенных из дому, вспомнил как вчера Володя, перед приездом гостей, «хлопнув» пару чарок с нами под навесом, ушел спать в зимовье со своим стаканом. Так! Что же могло случиться потом? Я-то в зимовье не заходил, прямиком утопал спать к себе в баню.
Ближе к обеду отправляюсь на рыбалку.
Прямо безнадега какая-то! Мало того, что в кане шевелятся опять какие-то мальки, да еще и башка какой-то хренью забита.
Меняю место рыбалки, нахожу плесик с ямой, перед втекающим в нее ручьем. Черта с два - там харя нет! Возвращаюсь на прежнее место.
Неожиданно, как-то все условия для взрыва стакана собрались в ряд сами собой! Оставалось допросить с пристрастием Владимира Ивановича.
Я еще раз зашел в зимовье, осмотрел «место трагедии», убедившись, что одно условие было точно выполнено, а именно - поверхность полки была ровная, из крашеной эмалью ДСП, на которой лежала обложка из плотной мелованной бумаги.
После всеобщего сбора под навесом, за трапезой, на которой Володя недовольно выпивал из «стопоря», я задал ему несколько вопросов:
- Ты мыл стакан вчера, после того как выпил водку из него?
- А нафиг? Он и так проспиртованный!
- Зимовье было жарко натоплено после моего ухода?
- Три раза дверь вышибали!
Все сошлось. Все, до последней детали.
- Владимир Иванович! Слушайте приговор!
- Можно сидя?
- Можно.
- Когда ты вошел вчера в зимовье, ты занес с холода и поставил немытый стакан с неизбежными остатками водки, кверху дном на полку, застеленную обложкой от журнала. Так?
- Да.
- Потом ты подкинул в печку дров и разогрел зимовье.
Разогретые пары спирта, внутри стакана, начали расширяться и стравливаться через границу: край стакана - поверхность обложки. Стакан, незаметно для тебя, как бы приподнимал «ножку» то одну, то другую, стравливая излишние газики, прихватывая с собой и воздух. Рядом стояли вымытые Федоровичем наши стаканы, но коэффициент расширения спирта, неизмеримо выше, чем воды, а потому, наши стаканюги уцелели.
Далее, под утро, когда на улице стукнуло -12 градусов по Цельсию, зимовье остыло, вы засунули носы под одеяла. Не сразу конечно остыло, а постепенно.
Все это время, в закрытом объеме остывающего стакана, нарастало разряжение или «вакуум», который старался всосать плотную мелованную бумагу внутрь стакана. Если бы это была газетная бумага, она могла бы спасти стакан. Но «меловка» – штука прочная. В конце концов, какое-то ребро граненого стакана, несущее на себе наибольшее напряжение, не выдержало, и стакан взорвался внутрь себя. Этим объясняется отсутствие разлета стекла на большую площадь, при довольно сильном хлопке. Все стекло лежит одной кучей. И только от соударения некоторых осколков, есть незначительный разлет в пределах 15 - 20 см.
Именно воизбежании таких взрывов вовнутрь, медицинские банки делают сферическими, так как сфера – равнопрочная конструкция, не имеющая опасных, своими напряжениями, граней.
После этого, высказав некоторые сомнения в адрес моего объяснения, Подю вырезать напарники отменили, но налили ему «ханьшина» на всякий случай, произнеся священное «Кя Подзя!».
А я тихо и страстно помолился Чумбоке – Великому.
4.Дождь. Снова гости, но по-делу.
Спустя два дня после того, как атмосферное давление уничтожило володин стакан, с ночи шел довольно сильный дождь. А дождь – это отдых, точнее - день ничегонеделания. Поэтому мы еще до обеда могли себе позволить несколько чарок спиртного. Однако у Володи и день отдыха отличается всякими легкотрудными работами.
Еще в день нашего заезда, было свалено несколько сухих деревьев недалеко от базы, после чего их приволокли с помощью Газ-66. Заправляем пилу и идем грызть пятисотмиллиметровые комли. Готовые «баланы» катаем и носим вниз к зимовью, где Федорыч их колет топором на четвертины – заготовки будущих дров. Все это делается без спешки, без напряжения, под шутки и иногдашние чарки, под рыбку симужного посола, сало и колбаску с сухариками, любовно разложенными на столах, под уютным навесом.
Из-под нар, достаем три баночки драгоценного, и такого вкусного в таежных лишениях пива. Из зимовья играет музыка, выбранная по вкусу диск-жокеев «Радио России».
Дождь то усиливался, а то сходил на нет и я, возблагодарил парней из ректорской команды, которые перед отъездом перекрыли наново кровлю на бане, в которой я теперь ночевал.
Примерно к полудню, перед базой послышалось ворчание трелевочного дизеля, а сам он, вскоре появился из-за бугра, качнулся на «гусках» вперед и встал как вкопанный.
Из трелевочника вышли трое и направились к нам. Выпив чаю, мужики спросили, не знаем ли мы отворот с лесовозной дороги, по которому они через 10 километров должны забрать вагончик, по заданию шефа. Мы ответили, что впервые здесь и расположение местных вагончиков нам еще неведомо. Однако я через минуту понял, куда они должны направиться.
- Вас послал Слава?
-Да. Молодой такой. В отсутствии отца, руководит работами.
-Понятно. Мы вас проводим до этого вагончика.
Обращаясь к Горынцеву, спрашиваю:
-Володя, кто поедет осматривать верхнюю базу?
-Поеду сам.
-Понятно. Капкашки мои захватишь?
-Заберу.
Видимо Слава, отдав нам саму базу в распоряжение, вспомнил, что у него там осталось движимое имущество – вагон на колесах, и он решил его забрать.
Володя, с моими пятнадцатью капканами и своим СКС, садится на плиту – спину трелевочника и они отправляются в путь. Мы с Николаем Федоровичем продолжаем медленно выращивать поленницу из сухих заготовок дров.
Мужики вернулись уже по-темноте, промокшие и замерзшие. Откармливаем их горячим супом, отпаиваем чаем, предлагаем «единую» и они трогаются в 18-ти километровый путь до базы лесорубов. Вагончик им так привезти и не удалось, так как у него не хватало колес, а хозяева об этом, видимо, забыли.
Володя рассказал о том что он видел, в радужных тонах, чем еще раз укрепил меня в мысли побывать на верхней базе.
Наши надежды на то, что дождь перейдет в снег - не оправдались, а на улице термометр упорно показывал не ниже плюс пяти.
Вспомнил, что в это время у Баджала, у нас бывало и под -30.
5.Опять рыбалка, на этот раз, надеюсь что последняя.
На другой день солнце светило вовсю. Мужики двинули ставить очередную партию капканов, а я, взяв мухи, пошел рыбалить, в надежде на то, что харь начнет-таки когда-нибудь катиться с верховьев. Пробарабанив часа два, прокляв свои новые болонки, и себя - рыбачишку - неумеху, я решил назавтра попытать счастья на спиннинг. Подойдя к повороту на базу, увидел «Ленд», увязший в каше дороги и, ковыряющихся с лебедкой троих человек. Оказалось - это хабаровчане приехали за харем на Уктур. Показав им место поворота на съезд к реке, я двинулся на базу и ничем полезным в этот день, больше себя не проявил.
Следующим утром, воодушевленный тем, что у меня большая куча оснастки, взяв спиннинг и катуху, стальные поводки, «сайгу», двинулся рыбачить почти что вприпрыжку. «Щас я вам! Хитро-скользкие вы мои!» - думал я, самодовольно улыбаясь.
Свернув к Уктуру, нахожу вчерашний хабаровский джип возле большой палатки, дымящийся костерок и немного хариусиных голов на таборе – свидетельство утренней трапезы. И тут я увидел стоящего в вейдерсах почти по-грудь в воде, рыбака, совершенно игнорирующего сильное течение. «Подошвы что ли свинцовые?» - подумалось.
Но не это удивило меня. Мало того что у рыбака была «универсальная» снасть, состоящая из спиннинга, с пришпандоренной к нему поплавковой снастью, но у него еще и поплавок сделан был из огромной балберы, с крашенной в красное «макушкой». При этом отгрузка снасти, как мне показалось, была обычной, не тяжелой. Я на Хогду, пока не отгрузил свой поплавок должным образом – ловил мало. Рыбка не могла его никак пересилить, накалывалась и сходила до подсечки.
Здесь же, можно было, не глядя на рыбака, сосчитать количество проводок в минуту, которые он сосредоточенно выполнял. «Чпок!» - огромный поплавок отлип от воды в конце проводки. «Шлёп!» - поплавок двинулся в очередной путь по течению.
В конце концов, эти пустые, относительно рыбы, «чпоки-шлёпы» мне наблюдать надоело, и я двинулся в путь, делать свою рыбалку.
Подойдя к месту схождения проток в единое русло, я обнаружил перспективное, на мой взгляд, место для блеснения. Но чтобы нормально обкидывать эту ямку, нужно было попасть на другой берег. После нескольких попыток, я оставил это занятие, так как течение уже по-пояс сбивало с ног, а я еще не преодолевал каждый раз и середины реки.
Побродив немного вдоль нее, я наконец увидел хороший чистый берег и большую яму, простирающуюся до другого берега, с различными глубинами. Сверху в нее втекала бурная уктурская струя.
Нацепив «тренировочную», старую и ржавую блесну, приноравливаюсь к различным забросам. После тренинга приступаю к ловле. Цепляю самую большую в моем арсенале «вращалку» «щучьего» размерчика (не силен в номерах блесен). Ловить, так сразу трофей! Фигли на мелочь время тратить? Целюсь «вон под ту» корягу, под противоположным берегом. Бросаю, пробую проводить в различных уровнях, меняя скорость вращения катушки. Подергиваю слегка, приостанавливаю. Короче говоря, совершаю различные конвульсивные движения, рыболовного, на мой взгляд, характера.
«Похоже, блесна великовата» - подумал я и цепляю на два размера меньше. Далее в ход пошла силиконовая рыбка с красным хвостиком. Она, зазывно – вкусно блестела в толще воды, спотыкалась, пританывала, вновь устремлялась вперед, но…
Даже не сопровождает! Некому сопровождать просто! И куда бы я ни бросал свою снасть, результат один и тот же!
Мимо меня, начали проходить на свой табор рыбаки – хабаровчане.
-Блесниш?
-Угу.
-Бросай! Мы вчера до вечера и сегодня с утра этим по всей речке занимались – ноль!
-А болонки?
-Подергали вчера немного на желтые мухи.
Изнутри, каны у парней выглядели скучно.
Лицо одного из них мне показалось знакомым, и я спросил, не «светится» ли он на хабаровских рыболовных сайтах? Оказалось, что нет.
Испробовал я весь арсенал, а заканчивал - мелкими блесенками различной расцветки, которыми ловил хариуса и ленка на Хогду, когда надоедал поплавок.
Плюнув Поде в его наглое рыло, я отправился домой.
6.Прогулка на верхнюю базу.
Хочу попросить прощения у читателей за малое количество фотографий сделанных мной во время поездки. Дело в том, что фотоаппарат у меня имеет аккумулятор, вместо круглых батареек, а пребывание без зарядки 20 дней, как раз и заставляло меня беречь его для «лучших» снимков и «интересных» событий. Мало того, с ректором уехала электростанция и, собираясь зарядить аккумулятор в последний момент, я это сделать забыл. Всего я сделал около восьмидесяти снимков, многие из которых не имеют никакой ценности для отчета. Поэтому, единственное, чем я могу скомпенсировать этот недостаток, – более живым и подробным изложением материала, стараясь разбудить воображение читателя.
Видит бог – я стараюсь!
Впитав в свой мозг володин рассказ о загадочной и комфортабельной верхней базе, представившейся мне в виде пятизвездочного горного отеля, не обремененный всевозможными обязательными нарядами на хозяйственные работы, решаюсь совершить десятикилометровую прогулку. Выспавшись как следует, в 10 часов утра начинаю свой путь. Дорогой предполагалась одновременная проверка моих семи капканов, а так же капканов Володи и Федоровича, поставленных ближе к базе, в случае их обнаружения мной. В первом капкане висела сойка - птичка, которой здесь не видно нигде, но она есть, прямо как о суслике в фильме «ДМБ». В третьем, захлопнулась несчастная белка – летяга. Большущие остекленевшие глаза.
«Милая! Ну зачем же тебе тухлятина? Грызла бы свои шишки еловые – жива была бы!».
Ан нет. Белки – стойкие любительницы падали.
Остальные капканы оказались девственно чисты. Нет соболюхи пока. Ни у меня нет, ни у Вовки. Времени уже много прошло. А будет ли вообще здесь соболь?
Капкан
Возле ключа Хребтовый, с видом на Пичье, закончилась знакомая, пройденная мной ранее, часть дороги.
Высоко в небе парил грозный хищник, погода была превосходная.
Далее, около трех километров, ничего существенного, нового, в характере леса не происходило. Все те же горельники, тот же подлесок, россыпи камней. В отдалении, справа под сопками, шумела перекатами река Южная-Быстрая. Дорога была ровной, твердой, через все ключики и ручьи были наведены добротные мостики.
Вскоре, широкий распадок начал постепенно сужаться, и как только я перешел Южную-Быструю по мосту, я вошел в сплошной елово – пихтовый лес. Сопки обступили меня со всех сторон и уже слева, под одной из них, ревела близкая горная река. Полное отсутствие лиственницы в этом лесу, несколько озадачило меня. Здесь уже лежал снег и вскоре я увидел следы двух человек, затянутых изморозью. Это ставили капканы, несколько дней назад, Владимир Иванович и Николай Федорович. Рядом тянулась «строчка» Кучума в колее проехавшего трелевочника.
Капканы тоже стояли не тронутыми. Через дорогу шел свежий след зайца, а кроме него были и старые.
Еще километра через два, за поворотом, открылась унылая картина бывшего верхнего склада. Обрезанные хлысты, куски круглой древесины, лежали в беспорядке длинными двухсотметровыми кучами двух-трехметровой высоты, а дорога, прижимаясь к сопке, шла вдоль этого нечеловеческого безобразия. «Как же не быть пожарам в тайге?» - подумалось.
Первое что я увидел при подходе к верхней базе, был щит, с указанием хозяина бывшей деляны – ООО «Ясень» и просьбой беречь лес от пожара. Налево уходила дорога в перевал на Окчо, а прямо, в далеке, красовался зеленый вагончик, у которого было всего два левых колеса, а правыми ступицами он был выставлен на чурки.
За ним виднелись строения, напоминающие какие-то овины, а вовсе не отель «Континенталь».
Однако, подойдя ближе и рассмотрев строения изнутри и снаружи, я взял свои мысли обратно.
Два брусяных, добротных строения – близнеца, были выполнены для четверых человек каждое, размером примерно 4х5м. Нары сделаны для каждого человека отдельно.
В помещениях нет ни грязи, ни гнилых шмоток – подметай и заезжай хоть сейчас. Одно зимовье несколько покосилось и в нем нет печной трубы, что вполне поправимо.
Бригадная столовая, размером примерно 4х6, позволяет отделить дощатыми перегородками две двуспальные комнаты от прихожей, для жилья. Материал для этого, соштабелирован здесь же на базе, включая и брус 150х150. Посреди столовой, размещена варочно-отопительная печь, размером с локомотив.
В 20 метрах, прямо у шумящего потока реки Южная-Быстрая, расположена довольно просторная баня. Она требует некоторых вложений труда, так как по трубе течет кровля. Кроме того ее необходимо протопить несколько раз для просушки стен и потолка, начавших покрываться белой древесной плесенью. Открыл дверь, хотя бы для проветривания, правда здесь явно минусовая температура.
Дров на базе напилено на пятилетку вперед, если жить тут целыми зимами. Если не хватит – милости просим, недалеко бывший верхний склад. На берегу реки – две грозди лимонника, с лианой, явно подрезанной еще лесорубами. Все это одето в темно-зеленые тона, которые дает густой еловый лес в узком распадке. Вобщем - лепота для отдыха души и тела.
Несколько омрачает впечатление то, что территория базы подпорчена гусеничной техникой.
На обратном пути любуюсь перевалом на Тумнин – хребтом Сихотэ-Алинь.
Осенью, без всяких лебедок и на одном мосту, можно ехать по дороге в перевал. Зимой, любая «Ямаха» или «Буран», домчит тебя до верхней базы в два счета.
Оглядев все это, присел на минутку в бане отдохнуть и понял, что когда идешь в перевал, то 10 км, идут за 15км равнинных. А казалось бы - дорога ровная! Топить печь не входило мои планы, я начал быстро замерзать, а значит – пора в обратный путь. К базе я подошел в 12ч 20мин, а уходил около 13-30.
В 15-20 я был на нижней базе в зимовье.
Обнаружив, что еще никто не пришел, я приступаю к чистке картофеля, разгоняю печь в зимовье, иду за водой. Таков у нас неписанный закон – кто первый, тот и в наряде по хозчасти.
Вскоре подходят усталые Володя и Федорович. Легкий вечерний накат, а утренних накатов и дневных, вовремя охоты нет. Ни один дурак не будет употреблять перед тем, как начать скакать по сопкам. Поэтому, «жидкость зеленого змия», обычно уносит посещение всякого рода гостей, расслабляя нашу дисциплину на время.
7.Последние гости. Мой отъезд.
Десятого ноября Федорович и Володя ушли на рыбалку. Вернувшись после обеда, они показал мне небольшой улов, в котором помимо хариусов и леночков, была вот эта рыба – пеструшка, в нескольких экземплярах. Не будучи ихтиологически – подкованным, я даже признал в ней карликового гольца, а то и кумжу.
В дальнейшем, переписываясь с Сергеичем и показав ему фото, я удивил его этим уловом в реке Уктур, так как ихтиологи считают пеструшку – мужскими карликовыми особями симы, не выходящими в море, но участвующими в нересте, как биологические страхователи этого вида лососевых. Но Уктур не впадает в море! Он находится в бассейне Амура и связан с морем по цепочке Уктур-Гур-Амур-Татарский пролив. Сима у нас в Амуре на нерест не идет. Задачка!
Ближайшие реки, подходящие пеструшке для обитания, находятся за основным, сихотэ-алиньским водоразделом, и это река Тумнин, и его приток Кема.
А значит, есть два варианта: или выводы ихтиологов, относительно пеструшки, неверны; или она периодически перепрыгивает из Тумнина в Уктур, проползая, во тьме ночей, через водораздел.
Мне лично - вторая версия больше по-душе, из-за своей красоты.
Около 16-00 пополудни, слышим звук мотора и на базу вваливается, такой знакомый нам, университетский Газ-66. Четверо человек, во главе с Сергеем Ивановичем – настоящим полковником и начальником военной кафедры, прибыли на трехдневную рыбалку.
Мало того, недалеко от поселка Уктур они добыли двух косачей и, привезли их к нам – охотникам. А у нас – лысо, как на коленке, с дичью! Мы даже рябчиков ни разу не видали за это время. Видели только в сопках наброды - огромные следы глухарей на брусничнике. Но только следы. Чтобы дойти туда пешком к раннему утру, нужно выходить поздно ночью и ломиться в такие сопки, что потом глухарем подавишься, если добудешь конечно.
Вобщем ущемили мужики наше самолюбие. Но выйти из машины и застрелить зазевавшихся косачей – не велика охотничья честь. Этой мыслью себя и успокоил.
Что поделать – щипаю, свежую, готовлю шурпу. В желудке и зобе, кроме камешков – брусника и ее листики. В последний момент, Володя добавляет в мое варево капусту и получается не то что бы борщ, но охотничий «кондёр».
Все несъедобные потрошки, головы, крылья, лапы мною любовно собраны в пакет и подвешены за печь – готовиться для приманки до состояния «вкуснятинки», как мы зовем эту смердящую гадость. Такие уж будни у нас.
Вечером было решено, что я вместе с университетской командой, 13 ноября выезжаю домой, а 27 ноября, организую выезд Володи и Николая Федоровича из тайги.
Сидеть и пожирать тушенку лишним ртом, мне теперь было не резон.
Начал падать крупный снег, чему мы очень обрадовались. Природа стелила в помощь охотникам чистый лист бумаги. Завтра, все начнется заново, с чистого листа. Что будет написано на нем в ближайшие дни, я узнаю только через две недели, которые уже теперь стоят у меня костью поперек горла, и я, жалею о своем отъезде.
Тайга – тянет ногайским арканом назад. Как там мои мужики? Уже, небось стали закоренелыми бородачами?
Но уж лучше добираться от базы до дома на машине, приведенной мною, чем врозь, с оружием, до поселка Уктур на лесовозах, а потом до 3-00 ночи ждать поезда в Комсомольск.
13 числа, собрав свои манатки, загрузившись в будку Газона, я уехал домой.
Окончание - после поездки 25-27 числа этого месяца.
"Что, где, когда" нервно курят в стороне. Молодец!!!
памяти та нет ужу. 